Сергей Роледер - Бутик и окрестности

Таким осененным его и застала Клавдия Генриховна. Ее рассерженная физиономия возникла у миллионера прямо перед носом.

– Ты чего тут менжуешься, клиент? Мне чо, делать больше нечего, как тебя дожидаться?

У Туркунова чуть отлегло, когда его назвали клиентом. Хотя он предпочитал общепринятое «постоялец» или, как говорят на Западе, «гость».

– Ах, это ты, сволочь, человека отвлекаешь! – накинулась дама на не вовремя притормозившего Сердюкова. – Обосрался, еще и людям работать мешаешь! – гремел ее нежный голос у Туркунова над ухом. Сердюков испарился за поворотом. – А ты, если будешь сопли жевать, счас домой пойдешь! И больше сюда не появишься, понял?!

Туркунов понял, что без допинг-контроля в гостиницу не заселяют.

– Давай быстро, – приказала коридорная и снова скрылась за простенком.

На колебания не оставалось ни секунды. Миллионер огляделся вокруг в надежде, что его никто не видит, и перешагнул черту, отделяющего нормального мужчину от… От того, кто ради цековского номера может войти в женский туалет с чокнутой комендантшей немецкого концлагеря.

Оказавшись внутри, Туркунов первым делом огляделся и, к своему ужасу, обнаружил, что туалет был выполнен в стиле советского реализма. Этот некогда популярный стиль характеризовался высоко расположенными бачками без крышек, из которых выпадали цепи с тяжелыми набалдашниками цвета контрабандной слоновой кости. Но главной его чертой, да что там, краеугольным камнем, являлось отсутствие дверей в кабинках. Туркунов представил, что ему придется сдавать тест под пристальным взглядом коридорной, и у него похолодело внизу живота. «А пробирка? Где же пробирка, или что там у них для этого? – носилось в его голове, затуманенной перспективой предстоящего позора.

– Может, все-таки попросить ее выйти. Должна же она сама понимать».

– Ну вот, готово, – раздался за его спиной трубный голос, сопровождаемый железным дребезжанием. – Щас я тебе покажу, как это делать, – из-за спины выехало грязноватое ведро, наполовину наполненное чем-то непрезентабельным. Туркунова сильно затошнило.

– Ну что, готов? – рявкнула Генриховна.

– К чему? – прошептал постоялец.

– Смотреть, – раздраженно пояснила коридорная.

Туркунов остро почувствовал, что он точно не готов смотреть на это, особенно в исполнении Клавдии Генриховны.

– Нет, пожалуйста, не надо, – попросил он. – Я сам все сделаю.

– Ты что, дурак? – искренне удивилась Генриховна. – Как же ты сам сделаешь, без трейнинга?

– Да не нужен мне трейнинг, – взмолился Туркунов. – Я все сделаю, вы только выйдите, пожалуйста.

– Точно идиот! – продолжила использование ненормативной лексики комендантша. – Ну что бы я выходила, если у меня работа такая – за тобой наблюдать.

Туркунову захотелось на улицу, более того – на вокзал. И еще ему захотелось в туалет, видимо, от нервного перенапряжения. Генриховна тем временем вновь подошла к встроенной в стену кладовке. Оттуда она извлекла швабру новомодного вида с белыми короткими косичками. Затем достала пластмассовое ведерко, в котором стояла бутылка «Доместоса» и лежала поношенная щетка. Все это вскоре причалило к Туркунову. Он наблюдал за происходящим с видом человека, которому наскучили формальности при оформлении на тот свет.

– Хватай ведерко! – скомандовала тетка. Туркунов схватил. – И за мной! – Туркунов пошел.

Шли недолго: до ближайшей кабинки. Втиснуть в нее миллионера вместе с собой Генриховне не удалось, несмотря на все ее старания. Она сама-то не вся вошла, часть тазобедренного сустава осталась снаружи.

– Значит, перед тем как начать, смываешь, понял? Ну это ты сам сообразишь, – Туркунов обычно смывал после. Пока гремела вода, он решал, отворачиваться ему или нет, если Генриховна вдруг начнет… И что она собирается делать с ядохимикатом?

– Давай «Доместос»! – в очередной раз прочла его мысль коридорная. Туркунов подал и зажмурился. В голову ворвалась странная гипотеза о провоцировании получения пробы с помощью мощного химраствора. К счастью, «Доместос» пошел не вверх, а вниз, туда, где его учили применять в телерекламе. – Теперь щетку давай, – выдохнула Генриховна, силясь нагнуться в стесненных условиях. – Все это растираешь тшательно, – на букве «щ» ее фонетика буксовала.

– Пока из мыла пена не взобьется. И снаружи, и снутри обмыливаешь, потом опять смываешь, и… – она продолжала в том же духе. Перешла на бачок, терла его тряпкой, извлеченной из кармана и туда же возвращенной по окончании. Туркунов уже не слушал. Он оглянулся назад, увидел ведро со шваброй, вспомнил анкету с неподдельным интересом к его предыдущим местам работы и понял все. Когда Генриховна перешла на стену, он тихо поставил ведерко на пол и выскользнул из туалета.

В коридоре он ринулся вправо, потом влево, затем опять, потом снова и, наконец, все же решил бежать туда, откуда пришел. Пробегая мимо кабинета Клавдии Генриховны, которая еще недавно служила у него коридорной спецэтажа для привилегированных постояльцев, Туркунов притормозил и прочитал табличку на двери: «К. Г. Цековская. Старшая уборщица».

Лифт, на котором полчаса назад расплывшийся от гордости Туркунов сошел на цокольный этаж, гулял где-то наверху. Миллионер глазами разрывал сомкнутые двери. Он боялся обернуться, ожидая с секунды на секунду мощную цековскую руку на своем дрожащем плече. Из-за угла послышались шаги, тяжелые, шаркающие. Туркунов рванулся к лифту и стукнул кулаком по замороженным дверям. Не подействовало. Он бросился в угол и попытался втиснуться в стенную нишу, но даже его тщедушного тела для ниши было много. Он уже собрался метнуться дальше по коридору, туда, где не было света и, кажется, зеленел еще один поворот, но мгновенно сообразил, что, покинув лифтовую площадку, станет удобной мишенью для нападения.

Проходивший мимо Сердюков не сразу заметил влипшего в стену миллионера, а когда усек, то притормозил и несколько секунд стоял, склонив голову и чуть вывалив изо рта язык. В этот момент он был ужасно похож; на бульдога, который увидел перед собой не миску и не хозяйку, а что-то другое. Бульдожье выражение лица свидетельствовало о том, что Сердюков размышляет. К счастью, эта процедура никогда не затягивалась, поскольку находившемуся в состоянии аффекта Туркунову зрелище размышляющего Сердюкова не приносило облегчения. Так и не въехав, зачем новенький меряет руками стену, Сердюков задал вопрос: «Ты чего?»

– Выйти хочу, – прошипел Туркунов, с трудом разлепляя скованные ужасом губы. – Лифта нет!

– Нам на служебном надо ездить, – назидательно сообщил Сердюков.

– Далеко? – спросил Туркунов, напрочь запутавшись в лифтовой иерархии отелей класса люкс.