Александр Рей - Клубок 31

Я тогда был умный, поэтому, что ответить не придумал. Пришлось молчать.

– По-моему, – после минуты задумчивости продолжила она, – единственный вред от сигарет, это когда дым попадает в глаза. Да и это совсем уж вредом назвать сложно. Дым попал, глаза начинает щипать, они слезятся, и чувствуется своеобразная боль. А боль, в свою очередь, помогает понять, что ты – живой.

Последний раз затянувшись, я потер слезящийся из-за дыма глаз, и остаток сигареты затушил в пепельнице. Тушил долго, с увлечением и удовольствием не меньшим, чем курил.

Дым рассеивался, пропадая где-то в потолке. Вместе с ним, казалось, уходит и тупая тяжесть из головы. Тяжесть имела свое, вполне конкретное, предназначение – она охраняла меня от ощущения жизни, от ощущения, что есть время и оно идет вперед, что есть дела и обязанности, которые я должен выполнять, а еще есть люди, помимо меня.

Время снова двинулось, послушным осликом, по кругу. Звук бегущей секундной стрелки постепенно становился слышен, сначала, будто находился в соседней комнате, затем все четче, словно приближался.

Тик-тик-тик-тик-тик… – короткими шажочками семенила стрелка.

Я посмотрел на часы, висевшие на стенке, прямо над кроватью. Большие круглые часы, с Гомером Симпсоном посредине. Когда-то мне их подарил лучший и единственный друг, как напоминание – не стань таким, как Гомер. Потому что у меня все задатки для этого были.

Большая стрелка замерла на трех, маленькая – на девяти. Пятнадцать минут десятого.

Понедельник.

Оказывается, моя смерть забрала себе всего лишь около двух часов. Так много и так мало.

Я встал, разыскивая глазами рубашку. Нужно одеваться и идти на работу, на которую давно уже опоздал.

Знаю, что надо… там, кое-что, завершить…

Хочу ли я идти на работу? Хочу ли выходить наружу? Хочу ли появляться на людях?

Ответ – да.

Но не для того, чтобы как раньше, вставать каждое утро, исключая уикенды, проклиная, на чем свет стоит, и тащиться в ненавистную психушку. Выходя на улицу, смешиваться с безлико-серой толпой таких же живых трупов, как и я. Не для того, чтобы смотреть на грустные от безысходности лица работяг и самому быть таким же, потому что с удовольствием и улыбкой ехать на любимую работу нельзя.

Работу вообще любить нельзя. Работа – каторга! И это закон. Нельзя работать, можно поскорей отрабатывать и спасаться бегом в свое чахлое, унылое жилище, до следующего утра.

Нет. Не для этого.

Я всего лишь хочу посмотреть, что же изменилось во мне, как я теперь воспринимаю все, что создаю и разрушаю… Только выйдя во внешний мир, я могу в полной мере оценить всю разницу меня «до» и «после». Мне нужно идти, иначе как я смогу найти свой след…

Через пятнадцать минут я готов.

Одел не то, что положено – строгий костюм, а то, в чем удобно и нравится – джинсы-классик, синюю хлопчатобумажную майку, с надписью «Tommy SPORT», и летние светло-коричневые туфли. Глядя в зеркало, поймал себя на мысли, что первый раз в жизни одеваюсь для себя. Остался доволен.

Захватив с собой деньги, телефон и книжку, с шестого этажа – по ступенькам. Не потому, конечно, что лифт не работает, а, просто, захотелось ощутить свое тело, что у меня есть ноги и я умею ходить. Ощущение быстро бьющегося сердца – тоже здорово. У меня бьется сердце.

Уже давно я кое-что заметил. Кое-что про жизнь.

Эта мысль или, скорей, даже подозрение, была где-то глубоко внутри меня – ощущения всегда возникают раньше, чем человек их осознает.

Я гонялся за каким-то важным чувством, про которое совершенно ничего не знал, кроме того, что оно важное. Пытался схватить, чтобы успеть осознать, но всегда мне не удавалось сделать это.

И вот, теперь, я, стоя на улице, напротив моего подъезда, вдыхаю кусочки ветра, глаза устремлены в беззаботно голубое небо, по которому лениво перебираются пузатые духи воды. Стою и ощущаю то, зачем так долго бегал.

Все важное в жизни происходит неожиданно и за очень короткий срок. Как моя смерть, например. Или как осень в этом году, давшая мне кое-что понять про жизнь.

Странное дело, еще вчера я жил и кругом было лето. Сейчас же везде царит осень. Как пахнет воздух, как греет солнце, как говорят листья, как ходят люди – осень живет во всем.

Так, вместе со мной, умерло лето, не дожив до положенного срока всего несколько дней.

В жизни всегда происходит именно так – мы живем-живем, а потом… ОП! – и что-то изменилось, навсегда и вернуть это ЧТО-ТО нет никакой возможности. Все произошло за день или неделю – быстро.

После этого учиться жить приходиться заново, а это сложно.

Не знаю, хорошо это или плохо. Скорей всего, это просто есть. И некуда деваться, остается только приспосабливаться.

Почему-то для меня осень всегда была особенным периодом. Наверное, потому, что именно в этот сезон со мной происходили такие вот преображения, помогающие жизни стать с ног на голову. А может по причине температуры, когда и не холодно, и не жарко, а «самое то». Такие условия оптимальны для слияния с окружающим миром.

Вот тогда на меня и находит…

Просто когда у человека «самое то», ему всегда хочется что-нибудь поменять, изменить или в себе, или в окружении, а еще лучше и там, и там.

А другие сезоны…

А что другие сезоны?

Просто зима, просто весна и просто лето.

Зимой мне всегда хочется весны и побыстрей. Зима же в свою очередь, то ли из принципа, то ли из вредности решительно не хочет уходить.

Она обычно медленная и заставляющая спешить. Медленная, когда находишься в помещении и смотришь в окно и ты тоже – медленный, а там зима, и как всегда медлит заканчиваться. От этого обычно становится грустно. За то когда, на свою беду, зачем-то выполз на улицу зима, как и положено, остается медленной, а ты, наоборот, быстрым и спешащим. Спешащим, но ненадолго – до следующего помещения. Когда в него пулей залетаешь сначала кажется, что зима все-таки ушла. Но это только кажется и, к сожалению, совсем ненадолго. Затем, спустя пару минут, повинуясь настроению зимы, снова становишься медленным. И так до следующего выхода на холод. И все по кругу.

Поэтому зима для меня ничего не значит. Зима – это всего лишь довесенние циклы медлительности и спешки.

С весной проще, да и поприятнее будет. Весна для меня является неискореняемой и невероятно приятной привычкой ждать и готовиться к лету. Весной ничего не остается делать, кроме как ждать, готовиться, наблюдать, как до этого дохлая природа начинает воровать у солнца жизнь и заодно, то же самое, приворовывать у весны. В ожидании и воровстве время проходит быстро и абсолютно бесполезно.