Игорь Головко - Следствие в Заболочи (сборник)

– Ладно, пойди, включи свою иллюминацию, – вдруг согласился он, махнув рукой в сторону прожектора. – Пусть посветит немного. И сравним, чей свет сильнее.

– Новый год – один раз в год, – попытался скаламбурить я, сделав пару шагов и не входя в сарай, приоткрыл дверь, просунул в образовавшуюся щель руку, и повернул выключатель. Яркий свет нарушил звёздную идиллию, размыв картинку. Я глянул на часы: без четверти четыре. Ненавязчиво зарождалось первое утро нового года. С веранды раздавался громкий бас Ромы-Балетомана:

– А я себе ленточный заделал. На полтора метра… – Он чуть растягивал концы слов, что неотвратимо свидетельствовало – сегодня не пропустил ни одного тоста. Что говорить: «Балетоман!» Такое прозвище Роман получил давно, когда, как-то во время очередного застолья, Полина, желая похвалить мужа, громко произнесла: – А мой Ромик очень любит балет, – что ни коем образом не било с его внешним, не совсем театральным обликом.

– Да, нет! – возразил уже порядком нагрузившийся муж, – я люблю футбол!

– Нет, – настаивала любящая жена, – балет.

– Нет, футбол! – упирался Роман.

Но победа осталась за Полиной. Она налила ему рюмочку, чокнулась с ней своей, и когда Рома начал жадно заглатывать сладостную жидкость, бодро произнесла, обведя всех присутствующих своим томным мягким взглядом: – Он больше всего любит балет.

– Впервые встречаю Новый год в такой обстановке, в такой компании, – обратился я к Вадиму Евгеньевичу, ища тему для продолжения разговора.

– Чего это тебе взбрело в голову обмывать веранду зимой? Можно было подождать весны. Хотя, тогда бы понаехали горожане, пришлось бы начать её расширение – всех бы не вместила.

Он всё ещё играл фонариком, то увеличивая, то уменьшая пятно, освещая при этом, то одно дерево, то другое, но качество зайчика уже было не то.

– Слишком долго я к ней шёл. – Мой голос, казалось, доходчиво показывал всю трудность этого пути. – А, потом, где бы вы ещё так справили Новый год?

– Я бы не смог задержаться в деревне столь долго – холодно в моём сараюшке – если бы не Виталий с Ольгой. Приютили меня в своём дому наши молодожёны, Христа ради. Но, не предупреди ты меня о празднике, смотался бы, самое позднее, недели две назад, как грянули сильные морозы. Хотя, кому я там, в городе, нужен?

Я знал, что Вадим Евгеньевич, одинок в этой жизни. Постоянная дёрганая работа в милиции, не позволили сложить крепкую советскую семью – ячейку социалистического общества. А теперь уже «поезд» давно ушёл. Хотя, кто знает? Всяко бывает, размышлял я, не желая касаться этой щекотливой темы, вспоминая вновь образовавшуюся в этом году семейную пару из, только что упомянутых молодожёнов, которые, кстати, тоже колебались: остаться или уехать от зимних проблем в тепло московской квартиры, к тёплому туалету и ванной с горячей водой. Всё же первый год вместе.

Хотя Виталий и не молод, но сил для весёлой старости сохранил выше крыши: худ, высок, жилист. Ни одного седого волоса в густой волнистой чёрной шевелюре. Износа нет. Узнав о намечающемся праздновании, они решили: подождём Нового года, а там посмотрим, как пойдёт. Жаль было рушить, как говорили местные, хозяйство. С весны завели кур. Виталий в начале года вышел на пенсию, а Ольга, впервые, кажется, полюбив – ну и пусть пятнадцать лет разницы – бросила сразу и бывшего мужа, и работу, лишь бы быть рядом с любимым человеком. Все деньги не заработаешь.

– Что-то много постоянных жителей в нашей деревеньке образовалось: ты, Таисия Петровна с Поликарпом, Виталий с Ольгой, Роман с Полиной, Крючок с тёткой, Андреич, да ещё в этом году к вашему зимнему коллективу присоединились Сергеевы Денис со Светкой – целых семь домов, – продолжил он, засовывая фонарик глубоко в карман, чтобы не потерять. Мощный свет прожектора, закреплённого к фронтону новой веранды, выхватывал из темноты часть участка, упираясь в баню, сарай, туалет, растворяясь в еловой черноте близлежащего леса.

– Кстати, не знаешь, почему Крючка называют «Крючком»?

– Говорили: в детстве пошёл он на пруд половить рыбу, пытался забросить леску, а крючок впился ему в причинное место. Он, сдуру, дёрнул, и тот вошёл так глубоко, что пришлось везти в город, делать операцию по извлечению. Может, поэтому так и не женился, – засмеялся я.

Вадим Евгеньевич тоже ухмыльнулся: – У меня за время службы и не такие случаи бывали. Потом, как-нибудь, на свободе расскажу.

– Кто бы мог подумать тогда, когда покупал здесь дом, что не только кто-то будет жить постоянно в деревне, но и сам решусь на зимовку? – продолжил я тему. – Все дома тогда стояли с заколоченными крест-накрест ставнями. Тишина… То, что решились на зимовку года три назад Таисия Петровна с Поликарпом – это понятно. Местные, деревенские, волею судьбы, заброшенные в город, связи с землёй на генетическом уровне не потерявшие – они здесь на месте. В их преклонном возрасте, чем детям в городе мешать, лучше уж оказывать им посильную продуктовую помощь. Да и самим посвободнее. Роман же с Полиной молодые, сильные, работают летом. Знаешь ли, что они фрахтуются в путину на Камчатке на ловлю краба и других деликатесов?

Вадим Евгеньевич отрицательно качнул головой, и я продолжил: – Для них зима – отпуск. В деревне его проводить дешевле, чем в городе. Крючок – алкаш и известный бездельник. В Клину ему – не жизнь. Милиция покоя не даст, сам понимаешь, после того, что он за жизнь начудил. Он, можно сказать, сбежал сюда от неё. Мы стараемся от него дистанцироваться. И сегодня, естественно, я его не приглашал – сам пришёл, а тётка постеснялась, думаю. Пригласить её и не пригласить его я бы не решился. Если бы не племянничек, сидела бы за столом с остальными. Хорошая женщина. Как сегодня увидел Крючка, аж всё тело, как молнией пронзило: сейчас напьётся, может и драку затеять. Но, не выгонять же?

Я стряхнул валенком налипший на другом снег: – Удивительно, что он так рано ушёл. Я его давно за столом не видел. А вот Андреич, пусть даже много старше нас, – человек положительный. Я ему, как-то, предложил, когда изредка уезжаю в город, собирать и класть в холодильник куриные яйца. Хотел даже ключ от дома дать. А он замахал руками, и говорит, ухмыляясь себе под нос: «Григорич, собрать, соберу, а в дом не пойду – не искушай». Сначала даже не понял, что он имеет в виду? Потом дошло. По крайней мере, честно. Но ему нельзя пить – впадает в запой. Тоже – лишний раз не пригласишь. А я? Как бы, москвич. Служил в армии. На земле никогда ничегошеньки не делал – и вот… Если бы мне в той, прошлой жизни, сказали, что я стану жить в деревне, возиться с парниками и грядками, заведу кур – ни в жизнь бы не поверил.

С громким хохотом из дома вывалилась весёленькая кампания: Виталий, Оля, Полина и Светлана. Оля, хоть и невысокого роста и небольшого веса, толкнула крупную Полину, и та, как бы случайно, повалилась на Вадима Евгеньевича, взвизгнув, изображая смущение – домик колодца при этом скрипнул – и, обращаясь ко мне, пропела: – Полковник, твой колодец-то выдержит?