Игорь Головко - Следствие в Заболочи (сборник)

– Есть, – вмешалась Таисия Петровна. – Крючкова племянница со своим парнем, Володькой, здеся.

Все что-то начали говорить. Среди шума выделялись два голоса, Романа и Фёдора. Этим летом Оля от Фёдора перебралась-таки к Виталию, с которым, год как до этого, крутила любовь. Деревня судачила, а муж, как водится, узнал последним, когда вещи понесла. Тут-то и начались крики да угрозы. Поначалу казалось, что это добром не кончится. Фёдор рвал и метал. Он требовал, чтобы его жена, хотя бы, не появлялась в деревне, не позорила бы его перед людьми. Пол деревни – родственники. Он-то из местных, это Оля пришлая.

– Убью, если появишься в деревне, и тебя, и твоего хахаля, – основной мотив его выступлений.

Но Виталий не был бы Виталием, если бы ни сделал так, как ему хочется, несмотря на нескончаемые угрозы смертоубийства, поселил её в своём доме. Оля быстренько развелась. И суровые деревенские моралисты попримолкли. Все ждали, что будет дальше.

И вот в один из летних знойных дней, когда все старались после утреннего грядочного моциона, держаться поближе к тени, а Виталий и Оля, только что, проснувшись, отзавтракавши дома чаем с бутербродами, выползли на полянку за домом, где обрамленный жёлтыми ромашками топинамбура и в рост кустами роз шиповника, усыпанного нежными, пахучими, красными цветами, стоял летний столик и дачные откидные кресла, подобранные хозяином на подмосковной помойке и отремонтированные его собственными золотыми ручками, вынули из холодильника бутылочку беленького в испарине, холодненького пива для запива, как появился Фёдор.

Он внезапно возник в дверях деревянного двора, пристроенного ко всем сельским домам на севере области, и попросил Виталия железным, не предвещавшим добра голосом, выйти поговорить. На что Виталий в своей обычной, несколько вальяжной манере, ласково, в призыве откинув правую руку с открытой, повернутой к вошедшему ладонью, воскликнул: – Заходи, садись, выпьем, – наливая полный стакан водки. Ольга, как-то незаметно, растворилась в горячем летнем воздухе сада.

Фёдора заставлять выпить никогда никому не приходилось. Он сразу присел к столу.

– Ну, пойдем, поговорим! – как только перестал дергаться кадык, настойчиво потребовал он.

Виталий, мило улыбнувшись, налил в опорожненный стакан пенящегося холодненького пивка, которое немедленно исчезло из него вслед за водкой, спросил: – А, может, повторим?

Фёдор, расстегнув рубашку и обнажив хорошо накаченную группу мышц живота, по которому уже катились крупные капли пота, секунду задумался и, видимо, решив, что ещё один стаканчик его мощному организму не помешает, согласно мотнул головой.

Виталий, долго булькая проклятой, сладостно налил второй стакан, потом взял другой, пустой, и наполнил до краёв пенистым напитком богов, приговаривая, ставшей модной в деревне фразой из какого-то фильма: – Водка без пива – деньги на ветер… – и она в местном застолье не ощущалась просто звуком, а руководством к действию.

– Да, ты заешь, – позаботился хозяин, подталкивая гостю тарелку с бутербродами с колбасой и сыром.

Оскорбленный муж только по-бычьи покачал головой, взял стакан и начал вливать пламенную жидкость прямо в горло. Со стуком вернув его на стол и смахнув капельки пота со лба, он на мгновение задумался и вдруг тихим голосом попросил: – Давай, Виталий, наливай третий – и она твоя.

Конфликт был разрешён. Дальше всё потекло скучно и обыденно. Как у всех молодожёнов. Так что Виталий и Оля справляли свой первый законный новый год вместе.

Громкий голос Фёдора бухал: – Никакой, я не убийца и не дам никому меня допрашивать.

В этом духе трубил и любитель балета, забыв наши с женой былые просьбы – не материться в нашем доме, и смачно сдабривал свои слова не всегда печатными выражениями.

Сейчас же, громче всех звучал голос Поликарпа Ивановича, которому было далеко за семьдесят, но выглядящего много моложе своих лет. Он тоже за матерным словечком в карман не лез: – Б…! Ещё ни разу, мать, мать… меня ни в чём не подозревали! Я воевал! На «Катюше»! Я бил немцев! Мы коммунисты…

– Вот-вот, ёлки зелёные, – возопил Андреич. – Поэтому ты его и ухайдокал.

Все сразу стихли, и в комнате воцарилась уже непривычная тишина.

– Я?! Я?! Я убил?! – Поликарп Иванович задохнулся от возмущения. Далее последовал поток цветастых нелицеприятных слов и выражений, в которых Поликарп Иванович упоминал всех близких и дальних родственников Андреича, иногда он останавливался и на самой неприметной андреичевской личности, выдавая окружающим тайну его собачьего, но почему-то женского происхождения.

В разговор резко вмешался Вадим Евгеньевич: – Стой! Дай сказать! – И, когда шум немного притих, продолжил: – Давайте порассуждаем. Действительно Крючок мог, надравшись здесь, сам упасть в колодец, и там замёрзнуть. А мог ему кто-то в этом и помочь. Второе предположение, криминальное. А, если присутствует возможность, хоть маленькая, криминала, то это предположение берётся за основное. Значит, мы тут действительно, как ни крути, подозреваемые. И нам действительно, лучше никуда не отлучаться, так как это облегчит следствие. А пока мы всё равно здесь, пусть Андреич поразвлекается и, как лицо незаинтересованное, при возможном преступлении не присутствовавшее, по горячим следам проведёт следствие. Но пока я вижу, что у него есть подозреваемый.

– Подозреваемые… – вставил Андреич.

– Как подозреваемые? Только что ты сказал, что убил Крючка Поликарп Иванович, – удивился я. – И кто ещё мог это сделать?

– Все! – почти выкрикнул Андреич.

После этого заявления вздох облегчения вырвался из груди Поликарпа Ивановича, который думал, что этот старый маразматик имел в виду только его.

– Ну, если все подозреваемые, – улыбнулся он облегчённо, то пусть развлекается.

– Чтобы человек убил, нужен серьёзный мотив, – проговорил Вадим Евгеньевич, как бы про себя.

– Мотив есть у всех, – подхватил Андреич, воодушевляясь.

– Роман, а сгоняй-ка пока к Володьке. Пусть идёт, – как бы между прочим, приказным тоном бросил он Балетоману. Тот схватил бутылку и начал наливать себе рюмку. – На посошок, – объяснил он, оправдываясь.

Начали наливать и другие.

– За успех следствия, – вклинился я с тостом, считая, что юмор уместен в любой ситуации. Все, молча выпили, и Роман ушёл.

– Ты уж кончай со мной, – прокричал Поликарп. – И с Таей. Что там у нас за мотив?

– А ты за бабьей юбкой не прячься, – зашумел Андреич. – У тебя свой, у неё свой.

Произнося это, он занюхал только что выпитую рюмку куском чёрного хлеба, но есть не стал.

– Чего это у нас в семье разные мотивы? – начал вновь закипать Поликарп. – У нас тайн друг от друга нету!