Игорь Головко - Следствие в Заболочи (сборник)

– А вот и есть! – Андреич был весь огонь и справедливость.

– В деревне трудно что-то от соседей утаить, а уж от мужа – проще простого, – изрёк он, и сам был доволен собственной мудростью. – Возьмём, хотя бы, тебя. У тебя сразу три мотива: петух, баран и компартия.

– Ты скотину с партией не путай! – возмутился Поликарп. – Что ж ты думаешь, за петуха, которого он по пьянке пхнул ногой, а тот, возьми и откинься, или за то, что он барана всё время отвязывал, шутил так, я человека убью?

– А за партию, значит, убьёшь? – ядовито спросил Андреич.

– За партию убью! – грозно признался Поликарп.

За столом все сразу смолкли. А я вспомнил, какие во время выборов в деревне разворачивались дебаты. В основном, шумели деревенские «пупки» – сторонники коммунистов. Мне это никак в голову не влезало. Ведь именно за счёт крестьянства и поднималась страна, устроив их матерям и отцам «весёлую» жизнь. Жили очень бедно, порой впроголодь, а дети той тяжёлой поры вспоминали её, как замечательную, когда, как они говорили, в колхозе на праздник, за трудодни, вместо зерна мёд давали. И им, тогдашним ребятам и девчатам, такое казалось вершиной заботы – сладко!

С особым удовольствием они поминали хрущёвско-брежневские времена. «Все холодильники у нас ломились от колбасы», – вздыхала в душевной беседе одна старая женщина. «А откуда колбаса-то? – спрашивал я. – Ведь в сельпо кроме некоторых круп, подсолнечного масла, спичек, соли и керосина ничегошеньки и не продавалось». – «Так эть, из Москвы и везли. Посылали туда гонцов. А там, в магазинах, говорили, чего только не водилось. Ну, постоять приходилось. Так эть, всё дёшево… Я, вообще, в то время просто богатой была. Пальто справила с воротником из лисы, чёрно-бурой такой. И пусть я газет не читаю, телевизер ваш не смотрю – некогда, но я считаю…»

– Так что с партией-то? – вдруг, прервав мои воспоминания, спросил Виталий, обращаясь к Андреичу.

– А то, что грозился убить Поликарп Крючка за то, что тот партию коммунистическую позорил, убийцами обзывал и прочее…

– Так то ж, во время выборов, – начал оправдываться Поликарп, – в летошный год. А нонче год мы только переругивались о политике. Но убить я уже не грозил. Чего убивать-то? Выбрали уж этого гада Эльцина. Так что и не убивал. Нужен он мне очень.

– Ну, а почём я его убила-то? – внезапно встрепенулась Таисия Петровна.

– Тебе я при всех не скажу…

– Нет! Раз уж молвил слово, то давай при всех, – горячилась она, аж щёки раскраснелись.

– Ну, Катьку, твою племяшку, он на сеновале пытался ссильничать? – Андреич явно решил идти до конца.

Таисия Петровна растерялась. – А ты, почём знаешь?

– Это к делу отношения не имеет, – засовестился он. – Приставал, спрашиваю, к Катьке твоей нонче год, осенью, или нет? А ты за ним с батогом бегала, огреть хотела. Поликарп в городе был, за пенсией ездил. Ты же баба правильная, лишнего слова не скажешь. Зачем волновать-то?

– Да, Поликаша, я тебе решила не говорить, – засмущалась Таисия Петровна, и голос у неё сделался благостным. – Боялась, неравен час, пришибёшь ты его, заморыша окаянного. Лезть-то он после, как получил по горбу, перестал, а тебе волнение.

– Ну вот, и ещё один мотивчик объявился, – обрадовался появившейся мысли Андреич. А вдруг Поликарп как-то проведал. – Всё! С вашими мотивами, с Божьей помощью, разобрались. Кто ещё хочет?

– Давай мой мотив, – Вадим Евгеньевич казался совершенно спокойным.

– А у тебя, любезный, драка с ним была.

– Не драка, а усмирял я его, когда он слишком разбушевался, – голос милиционера-пенсионера звучал несколько тише, чем обычно.

– Усмирял, не усмирял…. Однако Крючок грозился тебя прирезать.

– Так ведь то Крючок, а не я, – усмехнулся Вадим Евгеньевич.

– А, кто вас знает, что вы там, в головах, своих думаете. У каждого плутишки – свои мыслишки, – хитро глянул на него Андреич. – Ведь кто-то его убил, а на вид вы все такие ладные люди. Поди, ты, разбери.

– Ну, а у меня? – спросил побыстрей я, чтобы покончить с этой бодягой.

– Ты, Григория, не обижайся, но, когда Крючок подвязался у тебя дом охранять, когда вы ещё с женой работали и уезжали на зиму, у тебя разные штучки-дрючки и пропали. Даже водяной насос, ты тогда говорил? Ну, ты его, конечно, погнал с этой должности. Тоже, нашёл охранника! Пустил козла, сам знаешь куда. А обиду, может, затаил. А? Ведь говорил же, что уши ему оторвать мало.

– Ну, это я аллегорически, – удивился я его выводам.

– Какими мудрёными словами не называй, а угроза – есть угроза. Я, конечно, думаю, что за насос ты его вряд ли порешил, но… Крючок-то, когда лишился приработка, злые слова на тебя говорил, тоже зарезать обещался. – Андреич тяжело, как человек несущий непосильную ношу, вздохнул.

– Кого он только не обещал зарезать? Так что…

– Вот именно, – оживился Андреич. – Вот именно!

Яркая лампа освещала внимательные напрягшиеся лица присутствующих.

– А что там ты напридумывал обо мне? – мягким баритоном прервал это тягучее молчание Виталий, и всегда бледное лицо его при этом покраснело.

– Тоже кража. Года три назад. Воров твоих тогда поймали в соседней деревне. Но почему они приложили столько усилий, чтобы вскрыть именно твою горенку? И железом была она оббита, и скобы, и замки, и решётки на окнах. Да потому, – сам ответил Андреич, – что навёл их кто-то. Они знали наверное, что больше всего продажных вещей зимой хранится у тебя в доме. И каких? И инструмент, и электропила, и бензопила, и станочки всякие разные. После вы с Таей подружились, стали ей всё на зиму возить на охрану. А тогда на замки надеялись. Не выдали ребята наводчика, сами сели. Но кто мог навести? Не Тая же с Поликарпом? Сам ведь и говорил, кто навёл? Аль забыл? А почему не выдали, вы, приезжие, скорее всего, не знаете.

Андреич многозначительно помолчал и продолжил: – Крючок-то по молодости участвовал в убийстве сторожа автобазы. Случайно, конечно, душу загубили. Хотели они с приятелем грузовик угнать, да на свою беду сторож выскочил. Его ножичком и резанули. Кто это сделал, следствие так и не установило. Приятель сел. А Крючка отмазали. Психом сделали. Что дало ему возможность и армейскую службу пропустить. Но жизнь испортило. От людей отвратило. Стал он одиноким волком. Побоялись его выдать-то твои воры.

Слушатели выглядели после последних его слов несколько ошарашено. Разве что, Таисия Петровна и Поликарп Иванович давно обо всём знали, но и они сидели, молча, опустив глаза. Виталий же совсем зарделся, потом махнул рукой, не находя других слов: – Да помню, помню… Только не волка он напоминал, а шелудивого шакала.

С возгласом «пора выпить!» вернулся Балетоман.

– Ушёл? – спросил Андреич.

– Ушёл. Решили не тянуть. Через снег, как раз за пару часов доберётся.