Алик Чуликов - Сонмэн

Перед взором в один миг пронеслись все вехи моей жизни: любимая родина, родные, друзья и большие глаза моей возлюбленной, я мысленно последний раз поцеловал её в губы.

Но то, что произошло в следующую минуту, я называю чудом. Внезапно яркий свет озарил темницу. Странная, мифическая картина возникла в пространстве между мной и чудовищем. Это была высокая, худая темнокожая женщина. Рваные лохмотья материи едва прикрывали её стройное гибкое тело. Она держала в руках факел, направленный на чудовище. Женщина заговорила на незнакомом мне языке. Злобные шипящие звуки её речи магически подействовали на гигантскую дикую кошку. Она прижала уши, злобно огрызнулась, но плавно, нехотя развернулась и исчезла в темноте тоннеля. Женщина обернулась ко мне. Я был поражён её дикой красотой. Огромные чёрные глаза и идеально правильные черты лица; и каскад волнистых чёрных волос прикрывал её полунагое тело. Женщина волочила за собой тонкую, но сверхпрочную цепь, окольцевавшую ее ногу.

– Кто ты? – невольно воскликнул я.

– Я рабыня подземелья, обслуживаю эту тварь, ношу ей воду, убираю помёт, – ответила она мне на персидском языке. – Я призрак, я мертвец. А ты должен жить. Иди за мной я выведу тебя на волю.

Я подхватил длиннющую цепь, помогая моей спасительнице передвигаться быстро, и бросился следом за ней. Пройдя через короткий тоннель по крутым ступеням, мы поднялись на освещённую луной площадку, и я увидел перед собой дверь-решетку с массивным засовом. Моя спутница легко отодвинула засов, открыла дверь и выпустила меня на волю. Я оказался в саду, освещённом луной. Тут же услышал ржание лошадей и обернулся. Моя любимая Чулпан держала двух жеребцов под уздцы.

Всю ночь мы скакали с моей богиней-спасительницей в неизвестном направлении, лишь бы подальше от дворца. Когда вымотанные кони начали спотыкаться, мы свернули в небольшую тополиную рощицу, привязали коней и повалились на землю в объятья друг друга. Утренняя роса с листьев куста шиповника упала на наши лица, и мы проснулись всё так же в объятьях. Запевший вдруг соловей умолк и природа насторожилась. Мы услышали далёкий стук копыт. Это была погоня. Кони вновь понесли нас в спасительную неизвестность. Но мы были замечены, и первые стрелы преследователей пролетели мимо. Но вот одна из стрел впилась в круп моего коня и, теряя надежду, мы медленно приближались к своей погибели, пытаясь оторваться от погони на лошади Чулпан. Я больно погонял и без того несущегося на пределе жеребца, а Чулпан, обхватив сзади руками, крепко прижималась к моей спине всем телом. Вдруг ужасная мысль пронеслась в голове, и я сделал попытку пересадить Чулпан впереди себя.

Но было поздно. Смерть на кончике стрелы забрала душу Чулпан. И понял я, что на этот раз всё кончено, и мне не мил уже этот свет. Я остановил коня. Снял мёртвое тело любимой и, рыдая и целуя её лицо, понёс её к горизонту. Когда стук копыт погони был уже рядом, я обернулся и увидел человека, вернее – его бешеные глаза с холодным блеском топаза. От удара по голове я потерял сознание. Очнулся во дворце, в золотой клетке, прикованный золотой цепью. Как узнал я позже, благодаря мольбам Худжанди, Тохтамыш оставил мне жизнь, но приказал заковать меня в золотую цепь и посадить в клетку, словно учёную обезьяну.

Чужеземец закончил свой рассказ, помолчав, добавил:

– С той поры и по сей день я мечтал лишь о смерти.

Тамерлан слушал рассказ, погрузившись в грустные раздумья. История любви чужестранца тронула суровую, но воспитанную героическими легендами предков душу Великого Эмира.

– Ты достоин того, чтобы жить, – произнёс он после минутного молчания. – Не всякой твари я этого желаю. У тебя сердце героя.

Мир Саид наклонился к Тамерлану и что-то тихо ему сказал:

– Подойди ближе, чужеземец.

Молодой грек опустился на колени перед столиком, за которым находился Тамерлан.

– Назови своё имя.

– «Николас» звала мега матушка.

Тамерлан обернулся к Мир Саиду. Наставник протянул ему свиток, на котором был изображены символы власти – барабан и знамя, а под ним – текст на персидском языке. Тамерлан взял свиток, вложил в тубус и, положив его на столик перед Николасом, произнёс:

– Ты вернёшься в Элладу моим послом.

Эмир снял со своего пальца массивный золотой перстень с великолепным округлым сапфиром, сияющим яркой звездой астеризма, и передал Николасу.

– Скажи Правителю, что Тамерлан управится с делами в Китае и придёт в Элладу.

Мир Саид о чём-то тихо спросил Эмира. Тамерлан кивнул головой. Наставник подал знак, и перед Николасом поставили плетёную клеть с необычайно крупным щенком собаки с купированными ушами.

– Этот волкодав – тебе в подарок. Нет друзей среди людей преданней, чем эта собака.

Через день посольский караван во главе с Николасом отправился к родным берегам Эллады.

Поражённый Николас, словно в кино, смотрел историю рассказанную греком.

Осознание того, что это его жизнь с Алиной в другую эпоху, смутило разум. Но вот гигантский экран погас, чёрная бесконечная бездна поглотила миллионы эпизодов человеческой жизни. Николаса, словно магнитом, потянуло в эту бездну. Он вцепился в ручки кресла небесного оператора. Вдруг из тьмы экрана появилась фигура демона с черной уродливой мордой, огромной пастью и красными горящими глазами.

– Ты несёшь гибель всем, кто касается тебя любовью, – прорычал он злобно. – Ты мостишь себе дорогу в бездну.

– В чём моя вина? – мелькнула мысль в сознании Николаса.

– Ты срываешь цветы не для тебя растимые!

– Я подчиняюсь голосу любви, – парировал мысленно Николас.

– Любовь – это слабость духа, это искушение, – продолжил Чёрный Мытарь.

– Чистая любовь не ведает греха!

– Любовь – зов похоти!

– Мы созданы любовью Создателя!

– Из-за грязи любви вы сброшены на Землю!

– Мы посланы на Землю для продолжения рода человеческого через любовь!

– И грешников рождаете в грехе.

– Благими делами мы славим своего Создателя!

– Порочна сущность твоя и мысли твои, взгляни, куда ведёт твоя конечная дорога.

Демон сделал жест. Из чрева экрана выпали огромные блоки черного гранита, и от Николаса вглубь экрана траурной змеёй поползла дорога. Непреодолимая сила оторвала Николаса от кресла, и он шагнул в экран по дороге, мощённой Черным Мытарем, к высоким воротам с живой плотью створок из двух ужасных морд монстров, с постоянно меняющимися гримасами вечной нестерпимой боли.