Борис Березовский - Исполнение желаний

А суть проделки заключалась в том, что когда папа принес в дом вино – красивые бутылки с пробками, облитыми блестящим сургучом, Кириллу очень захотелось то вино попробовать. За свои девять лет он, разумеется, вина не пил, но то, как его пили взрослые, Кириллу очень нравилось. Однако добраться до вина обычным порядком было совершенно невозможно – бутылки открывались перед самым застольем, а то и прямо за столом. И тут Кириллу на глаза попалась металлическая коробочка со шприцем, оставшимся в доме после болезни Костика. Идея родилась мгновенно: проткнуть шприцем пробку и втянуть в него какое-то количество вина. Затем вытолкнуть вино в стакан, а вместо него влить тем же путем в бутылку такое же количество воды. Причем не сырой, а кипяченой, чтобы у гостей, не дай бог, не случилось расстройства желудка.

Не откладывая дело в долгий ящик и улучив момент, когда взрослых не было дома, Кирилл с блеском осуществил задуманное. Проткнув сургуч и пробку и перевернув вверх дном бутылку, он втянул вино в шприц, а затем, не вынимая иголку из пробки, отсоединил шприц и вылил содержимое в заранее подготовленный стакан. Повторив эту процедуру трижды, Кирилл набрал примерно полстакана вина, а затем, отсоединив шприц, втянул в него кипяченую воду и через оставшуюся в пробке иглу трижды влил в бутылку примерно то же количество воды. Потом вытащил иголку, промыл шприц и убрал его на место.

Сделав глоток из стакана, Кирилл поморщился – вино показалось ему кисловатым. Второй глоток оказался немного вкуснее, но, в целом, вкус вина ему не понравился. «И что эти взрослые в вине находят? – Допив до конца, он решил: – Наверное, есть более вкусные вина. А это – так себе, не стоило и рисковать».

Сейчас же он сидел и трусил, опасаясь своего разоблачения. И, как водится, накаркал. Сбив ножом сургуч с очередной бутылки, отец-таки заметил повреждение пробки. Удивившись и показав гостям след от прокола, он, открыв штопором бутылку, налил вино в бокал и передал его сидевшей рядом Инне Станиславовне. Та пригубила и, подняв брови, заявила:

– Что-то жидковато! Похоже, что разбавлено. И кто мог это сделать? Ну, дела!

Возможно, все и обошлось бы, но тут лицо Кирилла покраснело так, что и слепой бы заметил.

– Кирилл, в чем дело?! – строгий голос папы совсем лишил Кирилла самообладания, и он, как маленький, расплакался.

– Я, я п-просто з-з-захотел попробовать, – заикаясь, пробормотал Кирилл, и слезы потекли из его глаз, как дождь из тучи.

– А как ты это сделал? – спросили хором гости.

– Ш-ш-шприцем, – во весь голос заревел Кирилл, размазывая слезы по щекам.

Громкий хохот всех собравшихся чуть было не вселил надежду в разоблаченного проказника, но жесткий голос мамы все поставил на свои места:

– А ну-ка, марш из-за стола! И вон из кухни! Спать! А завтра будешь луплен! Выдеру, как сидорову козу!

Что было дальше в этот вечер, Кирилл Аркадьевич помнил плохо. Зато он очень хорошо запомнил, что произошло назавтра.

До вечера мать не сказала с ним ни слова. И это было тяжелее вытерпеть, чем что-либо иное. Зашедшая днем Инна Станиславовна спросила:

– Ну что, не выдрали еще? Сочувствую. Ждать порки муторно, по себе знаю, – и, подмигнув Кириллу, засмеялась: – Мне тоже доставалось. Поделом! Впрочем, и тебе за дело. Изобретатель! – И, обратившись к маме, вдруг сказала:

– А может, Ритка, пожалеешь? Он и так раскаивается. Вон, вишь, глаза на мокром месте! Да и попу жалко!

– Ничего, – ответила ей мама, – как говорит наша хозяйка: ж…па не склянка – не разабъецца! Давай лучше обедать.

А ближе к вечеру, отправив тетю Олю с Костей погулять, Кирилла разложили на кровати. Папа придержал его за голову и руки, а мама, стянув штанишки и трусы, отстегала так, что он запомнил эту экзекуцию надолго.

Во время порки Кирилл даже не просил прощения – он только выл и повторял, захлебываясь слезами: «Я же кипяченую воду налил! Не сырую! Кипяченую!»

«Взрослое кино». – Песни Дунаевского и Хренникова. – Неприятности на работе у отца. – «Карнавальная ночь». – Эдди Рознер. – Рыжая собака. – Смерть Джульбарса. – Весть о сносе бабушкиного дома.

Жена, приехавшая вместе с сыном, после дежурных поцелуев и объятий, сразу, даже не раздевшись, предложила:

– Кирилл, поехали в тот круглый ресторанчик, пообедаем. Мы голодны, как волки.

– Ну, так приехали бы чуть пораньше. Я, черт возьми, совсем недавно пообедал, – проворчал в ответ Кирилл Аркадьевич.

– Поверь, не получилось, – Татьяна Николаевна от нетерпенья даже топнула ногой. – Работы – куча, да и пробки – ты не представляешь!

– Тоже мне, голодные с Поволжья! Небось, гостинцев привезли? Сейчас и перекусим.

– Конечно, привезли. Но только для тебя, – протягивая полиэтиленовый пакет, Сергей присоединился к матери: – Пап, ну поехали! Я правда ничего не ел с утра, лишь кофе выпил. И мама – тоже.

Кирилл Аркадьевич поморщился:

– Да ладно уж, поехали. Дурацкая у вас привычка – не завтракать. Ей-богу, – убрав пакет, Кирилл Аркадьевич не торопясь оделся, и они спустились к выходу из санатория.

Погода была зябкой и промозглой. Сердито-пасмурное небо грозно нависало над заливом, деревья гнулись на порывистом ветру, а злые острые снежинки все норовили уколоть и лоб, и щеки. Поспешно погрузившись в неостывшую еще машину сына, они выехали с территории и покатили по шоссе вдоль моря.

Знакомый двухэтажный ресторанчик встретил их теплом, уютом и пустующими залами. Разместившись наверху, за столиком, стоявшим у окна, они сделали заказ, и Татьяна Николаевна, расспросив супруга о здоровье, внезапно поинтересовалась:

– А как литературные успехи?

– Ну, вспомнила! Да упражняюсь потихоньку. Вроде получается. Посмотрим.

– Прочесть хоть дашь? – спросил Сергей серьезно, без улыбки.

– Неужто читать будешь?

– Конечно буду, мне же интересно!

– А ты? – спросил Кирилл Аркадьевич жену.

– Литературные-то экзерсисы мужа? – Татьяна Николаевна улыбнулась. – Конечно, почитаю, если дашь.

Официантка принесла приборы, хлеб и воду, а следом – два заказанных салата. Жена и сын, набросившись на них, забыли обо всем на свете, а Кирилл Аркадьевич, залюбовавшись профилем молоденькой официантки, отчего-то вспомнил свою первую любовь – соученицу Олечку Урусову.

«В каком же классе это было? – отхлебывая минералку, он прикинул: – В пятом? Да нет, скорее уж в шестом».

Негаданно-нежданная, немыслимая любовь к Оле родилась внезапно. Придя с каникул, он вдруг увидел не девчонку-одноклассницу, а маленькую женщину – с высокой грудью, лебединой шеей, тонкой талией и стройными ногами.

За лето Оля изменилась до неузнаваемости. Не будучи красавицей, но обладая миловидными чертами, русым хвостом и чистой кожей, она, сформировавшись как-то сразу, в тот самый первый школьный день заставила мальчишек открыть рот, а девочек – завистливо хихикнуть. Кирилл же просто задохнулся от восторга. Внутри него что-то тихонечко заныло, и он, не в силах оторвать от Оли глаз, вдруг понял, что влюбился.