Сергей Осмоловский - Как белый теплоход от пристани

Тут она взяла меня за руку, вывела под свет уличного фонаря и, преломлённая в талии, выставила передо мной своё аппетитное бесстыдство, как бы вопрошая:

– Ну, что скажешь?

– Ты, как Масленица.

– В смысле?

– Столько же теста, жареного на масле, – пояснил я.

– Ты что – дурак, Самородский?

Её реснички задрожали, подбородочек затрясся, каблучки начали оступаться и проваливаться в щели брусчатки. Ну, что мне оставалось делать? К тому же она была так красива…

– Я у тебя первый, конечно? – подмигнул я, когда мы снова вышли под свет московских фонарей.

– Ну, – чирикнула она, намотав бронзовый локон на указательный пальчик, – если не считать предыдущих, то – да, первый.

Она порхнула ресницами и сгинула в тумане предрассветного утра.

Я же остался стоять на китай-городском пустыре, растворяясь в ультрамариновых парах своего сексуального экспромта. Повернулся лицом к витрине, где, как в зеркале, без всякой лести отразилась моя изломанная беспутством фигура, и подумал: «Наверно, она так передо мной извинилась. За весь тот священный позор, которому прилюдно меня много раз подвергала. А я, стало быть, её извинил. И что ж теперь? Друзья?..»

Семейный триллер. Продолжение

«Ах, как Она была соблазнительна в отблеске этих свечей! Тени от ресниц ложились на щёчки глубоко и ровно, глаза укрупнились и потемнели и стали похожи на две океанские впадины с несметными сокровищами затонувших кораблей в их недрах. Малейшее движение было преисполнено кошачьей грации и изящества. Бретелька то и дело соскакивала с её хрупкого плеча, а в глазах и на губах играла роковая томность, уверенно сочетаясь с вороватой застенчивостью.

– Ты прекрасна, – выдавил Он из себя комплимент и, смилостивившись, добавил: – Я восхищён.

– Спасибо, любимый, это всё для тебя. Разреши, я за тобой поухаживаю.

Она распределила по тарелкам самые красивые куски рыбы, а Он налил в бокалы вино и ласково в пространство произнёс:

– За тебя, красавица.

– За нас, – подхватила Она, протягивая бокал для соприкосновенья. Он сделал вид, что не заметил этого движения и выпил свою порцию без промедления, залпом.

– Я очень люблю тебя, – проговорила Она и в свою очередь опустошила бокал.

– Я тоже, – отозвался Он, не уточняя, однако, кого именно.

С первой же вилки Он признался:

– Боже, как вкусно! Изумительно вкусно! Почему ты раньше не готовила ничего подобного?

– Потому, что раньше ты не давал мне для этого повода, – попыталась пошутить Она. Шутка не показалась смешной. Во всяком случае Он над ней не посмеялся. И даже бровью не повёл, будто не понял, о чём речь.

Спустя полтарелки и два бокала волнение испарилось, уступив место самоуверенной расслабленности. Отрывочные фразы преобразовались в добрую беседу, не отвлекавшуюся более на тосты. Прошло ещё немного времени, и из собеседника Он превратился в пассивного слушателя. Она всё лепетала и лепетала что-то про любовь, про радости семейного бытия, а Он её не слушал. Он смотрел на волосы, лицо, плечи, руки, пальцы, заглядывал в декольте и любовался, потягивая вино. Вскоре её черты поплыли. Он всматривался в них, напрягая уставшие глаза, и от напряжения заметил в них образ Бонни…»

14 апреля (понедельник)

Прекрасным апрельским днём старые друзья-приятели наконец-то высвободились из праздничных пут городской холостяцкой жизни и собрались вместе. Четвертью века проверенную компанию составили нордический красавец и циник журналист Толоконников, южнославянский «томагавк войны» Максим, пухленький боровичок Андрейка и я, ведущий неказистые эти строки.

Очередной провал Андрейкой кандидатского минимума, ясное дело, не мог не послужить поводом для мальчишника, хотя друг друга мы убедили, что собрались просто посмотреть футбол. И пообщаться.

– Ну? Чё молчим-то? Может, поговорим? – предложил Макс, спустя сорок минут.

«Спартак» играл вяло, пиво быстро иссякло, и, мучаясь, как изжогой, игрой любимой команды, мы переглянулись.

– О чём? – зевнул Серёга во всю пасть «акулы пера».

– Ну понятное дело, что не о «Спартаке» вашем, – хмыкнул Максим, с малолетства отдавший свою совесть аббревиатуре «цска», давно утратившей былые значение и смысл.

– А о чём тогда?

– О футболе.

– Это о Марадоне, что ль, твоём любимом? Я уже и так татуху «d10s» 11 11 Сочетание букв и цифр, ставшее нарицательным по всему миру. В нём обыгрывается №10, под которым играл Диего Марадона, и слово «dios» – бог, в переводе с испанского. (С. О.) набил под влинянием твоих пламенных речей. Мы все уже признали его лучшим футболистом мира, успокойся.

– Кстати о мире. Граждане с чувством ответственности здесь присутствуют? – выступил я, подгоняя в бокале язычком остатки пивной пены.

– Тамбовский волк тебе гражданин, – икнул Серёга.

– А что, Самородскай, – заинтересовался Андрейка, – есть сомнения?

С недавних пор теле– и радионовости, как рот мальчиша-плохиша 12 12 Персонаж сказки «Мальчиш-Кибальчиш» А. Гайдара. (С. О.) , заполнились единственной документалистской сладостью, которая не то чтобы сильно меня волновала, но дискуссию обещала интересную.

– Друзья мои, – начал я, – англо-американцы вторглись в Ирак. Прошло уже столько времени, а мы – ни в одном глазу. То есть – ни ухом, ни рылом. Как-то неприлично продолжать обходить эту тему стороной, я считаю, тем более что Марадону мы уже обсудили вдоль и поперёк всех полосок на его аргентинской майке.

Собутыльники дружно закивали.

– По моему скромному мнению, – продолжал я, – Россия от этого только выиграет. Свою точку зрения готов обосновать на шпагах. Но для начала хотелось бы услышать ваши мысли, господа. Прошу вас – высказывайтесь. Но по одному, ибо – регламент.

Умами собутыльников Мысль – и родился Спор. Жаркий и беспощадный. Мужской. Это когда кулаками по столу, пятками в грудь, и чтобы никаких баб.

Первым взял слово наш политолог Андрейка.

– Господин Самородскай, – сказал он и грохнул опустевшим бокалом о стол, – совершенно не понимаю, чтó Россия может выиграть от войны, сска, в Ираке. Многолетние советско-российские инвестиции в нефтяную промышленность этой страны пошли прахом. По окончании войны эРэФ в числе делящих нефтяной «пирог» не окажется. Может, корочку подгоревшую кинут в виде всемилостивейшего, сска, допуска наших геологов и инженеров на их предприятия. – Он облокотился о колено, чуть подался вперёд, указательным пальчиком ткнул в пространство и заговорщицки проговорил мне в розовое лицо: – Саддам Хусейн, конечно, нехороший политический деятель. А как человек – возможно, ещё хуже. Но это личное, сска, дело иракского народа! Вот если бы в Ираке была гражданская война, и были бы официальные просьбы о помощи через ООН – вот тогда другое дело. А сейчас, сука, – агрессия в чистом виде в погоне за контролем над нефтеносным районом.