Сергей Осмоловский - Как белый теплоход от пристани

Любите речь родную, граждане, уважайте её! В ней – ваша врождённая индивидуальность. И улыбайтесь. Ладно я такой смурной – я родного друга только что похоронил. Но вы-то, вы-то обязательно улыбайтесь! Поверьте, это куда действенней, чем толкаться локтями, и совсем не касается того, что я брюзга. Да, я брюзга, я это знаю. Я зануда. Я недоволен, настойчив, нетерпим. К себе – в том числе. Хочу жить не, как принято, за забором гнилым со злющей собакой, а по образцу savoir vivre. 5 5 Фр. savoir – узнать, уметь; vivre – жить. (А. С.) И что же? Я зануда после этого? Брюзга?.. Пусть так, но с дневником-то я могý этим поделиться? Я бы с радостью прокричал об этом всем и каждому, но кому это надо? В рот смотрящей публики навалом, а слушателей – ни одного. Душа загадилась, ей бы высраться, а жопы нету. Потому я и сел за дневник, потому и выбрал этот вид испражнения, что поговорить-то не с кем. Вот и остаётся испытывать терпение бумаги. Рубить правду-матку втихаря на этих туалетных страницах…

Семейный триллер. Продолжение

«Любовь текла плавно и размеренно, как молочная река, огибая крутые выступы и благополучием орошая сладкие, плодородные берега жизни. Обычно такое орошение приносит обильный цвет и богатые урожаи. Но то ли солнце их сердец припекало слишком, то ли затор какой случился по течению – скисла речка, заквасилась.

Что-то теперь изменилось. Причем как-то неожиданно. Как-то вдруг. И никто не мог внятно ответить: что и почему. Просто – раз и всё. И голоса по-другому стали звучать, и глаза по-другому стали смотреть. Фокус размылся, и в его отражении картина семейного счастья предстала нестройной мозаикой из тысячи разрозненных кусочков.

Только вот ей не спалось. В очередной такой раз Она лежала на боку, нервно кусая губы и вея холодом неудовлетворенной плоти, а мысли в голове спутывались в комок: «Что случилось?.. Почему?.. Ведь он никогда не был таким раньше… У него кризисный возраст. Но надо что-то делать. Я не хочу его потерять. Надо как-то вернуть его к жизни…»

Так Она проворочалась до трех ночи, потом не выдержала – встала и набрала номер.

– Алё, – послышался сиплый, заторможенный голос с того конца провода.

– Дорогая, это я… Извини меня… Ну лапуль… Я знаю, который сейчас час… Я знаю, что я «редиска такая», но мне очень нужна твоя помощь. Просто необходима. Тут такое… Я не могу… И по телефону – не могу… Я сейчас забегу к тебе, окей?.. Ну пожалуйста! Я не шучу, правда… Спасибо, зай, я мигом… Ну всё, целую.

Она повесила трубку, быстро оделась и вышла, оставив мужа прикидываться спящим в одиночестве. Подруга жила в этом же доме, на несколько этажей выше, поэтому путешествие к ней было лёгким и совершенно безопасным…»

10 марта

Дневник – это место, где с одинаковым удовольствием рады всем моим друзьям. Всем, о ком, рассказывая, перо летит без оглядки вскачь по гладким строчкам. Женька умер. Женьки теперь нет и, увы, больше никогда не будет. Приходится искать силы, чтоб окончательно примириться с этой мыслью. Возможно, помогут другие близкие тире дорогие.

Однажды вскользь и без сравнений упомянул о б Ируньке. Кто она и что делает в моей жизни?

Любовниками мы с ней никогда не были. Обходимся без грязи.

То, что существует между нами, не поддавалось описанию ни тогда, когда всё это по малолетству началось, ни сейчас, когда словарный запас ощутимо пополнился. Никто, в том числе и мы сами, не в состоянии до конца постичь всю глубину таинства, высоту духовности и безбрежность чистоты наших отношений. Какие-то попытки предпринимал в своё время Зигмунд Фрейд, но и он, извиваясь мыслями исключительно промеж собственных теорий, не найдя взаимосвязи, вскоре бросил это дело за полной безнадёжностью как-то в нём разобраться.

Природу наших чувств друг к другу нельзя ограничить ни одной из известных взаимностей. Это, скорее, симбиоз самых достойных и лучших человеческих флюидов. Квинтэссенция. Эдакий коктейль. С удивлением обнаружив, что с противоположным полом можно прийти к согласию не только в вопросе «Который час?», мы в две пары рук преподнесли горячий личный интерес, окропили его схожестью во взглядах, для аромата покрошили туда наличие вкуса, приправили теплом нерастраченных чувств, здоровым цинизмом всё это дело усугубили и, признанием в высокой любви пожелав друг другу приятного аппетита, приступили к трапезе, смакуя, облизываясь, но ни в коем случае не пресыщаясь.

Будучи рядом, мы отдыхаем. Блаженствуем. Кровь друг другу не портим. И очень опасаемся потревожить нашу нежную любовь развитием её до принятых между мужчиной и женщиной стандартов. Нас нельзя назвать ни семьёй, ни парой, ни любым другим словом, обозначающим гнездо. Поэтому меня не волнует, умеет ли она готовить что-нибудь кроме чая. А ей совершенно безразлично, до какого состояния я занашиваю одну и ту же пару носков, прежде чем выбросить. К проблеме: кто, позвонив ей среди ночи, упорно и взволнованно молчит на другом конце провода – я полностью равнодушен. Она же не стремится узнать о моей страсти петь, закрывшись в уборной. Я не интересуюсь, какую долю от её красоты составляет косметика. А ей абсолютно всё равно храплю ли, смеюсь ли, разговариваю ли я во сне.

Мы не тревожимся подозрениями о взаимных интрижках на стороне, и самим уровнем отношений как бы застрахованы от бытовых, междоусобных стычек на тему: «Кто сегодня моет посуду, а завтра – пылесосит?» или «К говядине надо было купить нормальный хлеб! Бородинский! А не это сено с отрубями!». Мы ни в чём друг друга не упрекаем и обязанностей не навязываем – любим смиренно. И был бы я жив – я бы памятник нашим отношениям поставил. В виде праздничной вербной веточки с расцветшими почками.

Где-то с полгода назад у каждого из нас появилось новое увлечение, посильнее «Фауст» Гёте. У меня – театр, у Иры – верховая езда. И можно сказать, что я частенько изменяю Ирине с Мельпоменой. Она в это же время изменяет мне с лошадьми. Причём на глазах у конюших. Так что, пока мои нервические вспышки о недостаточном внимании теряются в топоте копыт – господа Островский и Шекспир пристраивают к её голове изящные рожки. Статус кво сохранён, паритет установлен, мир приведён в равновесие и жизнь продолжается.

Да, Женька, да, родной, продолжается…

11 марта

Мне кажется, я умею писать (перекрестился – ничего не изменилось). Облекать мысли в доступную для прочтения форму. Особых оснований утверждать это у меня нет, но я почему-то уверен в своих способностях. И пусть я не кончал «академиев» и школ литературного мастерства, пусть не увешаны дипломами стены уборной и никто из авторитетов не цокает от услады языком: «Ай да сукин сын!», но я – пишу. Не понимаю – что и не осознаю – как, а просто сажусь, кладу перед собой белый лист и просто иду. Вперёд, не глядя под ноги и не озираясь по сторонам.