Мария Фомальгаут - Несотворенный мир

Дух противоречий… да, он был почти у каждого представителя нашего вида, и если с нас требовали что-то, очень хотелось сделать наоборот, и если нам говорили – над нами находится небесная твердь, твердый купол, за пределы которого нельзя заглянуть – отчаянные головы готовили лестницу и ледоруб, а самые отчаянные головы уверяли, что нет никакого купола, а только бесконечная пустота с мириадами солнц такими же, как наше солнце.

Ну да.

– И что ты будешь делать со всем с этим, добрый господин? – не унимался А Ши.

Я не знал. Мало того, что я не знал, что я буду с этим делать, я не знал, что ответить ему.

– Мне еще южную рыбу искать, – огрызнулся я, – у неё во рту что-то.

– Так вот же южная рыба.

Я обернулся, чтобы сказать ему, что это не та южная рыба. Но сказал совсем другое.

– Но… здесь нет никакой рыбы.

– Да вот же. В небе.

В небе… вспомнилось что-то из Чуковского, давно забытое, рыбы по небу летают… нет, не так. Рыбы по полю гуляют, жабы по небу летают, прибежал медведь, и давай реветь, ку-ка-ре-ку… От нечего делать я шагнул к А Ши, чтобы посмотреть на летучую рыбу, но ничего не увидел в темноте звездного неба.

– Где же…

– Где всегда. Южная рыба…

Если бы у меня был лоб, я бы хлопнул себя по лбу. Южная рыба, ну конечно же, я искал её в южных морях и океанах, Южную рыбу, а она ждала меня на небе, Южная рыба, ждала там, где жила всегда…

– А где у неё рот? – спросил я.

И тут же сам догадался, ну конечно же, рот, рот рыбы, Фам Эль Хат, одинокая осенняя звезда…

– А там… кто-то живет?

А Ши не ответил мне, сгинул в темноте. Похоже, он и правда обиделся на меня, еще бы он после этого не обиделся. Я утешал себя тем, что на обиженных воду возят, но на душе у меня становилось все сквернее.

Фам Эль Хат… рот рыбы… а ведь я даже не спросил, сколько добираться до этого самого рта, может, считанные дни, а может, века.

– Там кто-нибудь живет? – спросил я.

– Да вроде как никто никогда не жил, – отозвался возница, который доставил меня сюда.

– А… транзитом кто-нибудь?

Возница посмотрел на меня, как на психа. Я сам смотрел на себя как на психа, я ехал в мир, в котором никто никогда не жил, я хотел найти там сам не знаю, что. Если бы меня кто-то сросил, что я ищу, я бы ответил – сигареты.

Сигареты…

– Вам куда? – спросил возница, – а, бэ, цэ?

– Цэ, – сказал я сам не знаю, зачем.

– Эль-Пи который?

Я не знал, что такое Эль-Пи, но на всякий случай ответил:

– Да.

Приближаясь, я послал запрос к этому самому Эль-Пи. На запрос никто не ответил – но это ничего не значило, в конце концов, они могли просто не обратить на меня внимания, не такой уж важной персоной я был.

– Всего вам хорошего, добрый господин, – сказал мне возница.

– И вам того же. Спасибо.

Я даже не попросил вернуться за мной. Я сам не знал, вернусь я или нет. Я остался один посреди бескрайней пустыни, разбавленной редкими холмами, и чем ближе я подходил к ним, тем больше таяла моя надежда, что они имели рукотворное происхождение. И чем дальше, тем больше убеждался я – людей здесь не было не только сейчас, но и в прошлом. Видите ли, мои сородичи не умели жить, не меняя мир, в котором жили. С самого начала мы оставляли после себя кострища, выжженные саванны, вырубленные леса, обглоданные кости мамонтов, вырытые горы, отвалы переработанной руды, ядерные пепелища и радугу нефтяных пленок на глади океанов. Здесь же не было ничего такого – первозданно чистая пустыня, насколько хватало глаз.

И все-таки я нашел. Нашел, когда догадался посмотреть за пределы трех измерений. Только тогда я понял, что стою на руинах города – когда-то большого и величественного, а теперь умершего бесповоротно. Не похоже было, чтобы город покинули его жители, и время источило стены и колонны – скорее, город был разрушен чьей-то могущественной рукой. Я почти готов был поверить, что вижу последствие побоища – страшного и беспощадного, но я не чувствовал флюидов смерти и боли. Скорее я видел последствия очередной технической революции, когда город, без которого люди раньше не могли обойтись, теперь стал не нужен, и оказался выброшен на свалку истории.

Я все еще надеялся, что этот город построили люди – или хотя бы те, чьими предками были люди. И мои надежды оправдались – когда я увидел в витрине россыпи сигарет, и даже остатки ценника, столько-то за штуку, и еще какие-то подписи, должно быть – лицам младше стольки-то не продаем. Или наоборот – купи у нас четыре штуки, получи пятую в подарок. Или…

Неважно.

Я чувствовал, что люди – или то, что было людьми – где-то здесь, совсем рядом, стоит только посмотреть по измерениям чуть-чуть еще. Смотреть вглубь мне всегда было нелегко – но сейчас у меня не было выбора.

Я посмотрел вглубь – и почти сразу же увидел причудливые колонны, возвещавшие, что здесь был построен новый город. И опять же почти сразу же я увидел его, идущего среди колонн.

Кого его – я не знал, но бросился за ним, как ошпаренный, я просто не понимал, что делаю, первый раз за много лет… да каких там лет, веков – увидел себе подобного…

Уже не подобного…

И все-таки…

Он бросился ко мне. В какую-то минуту я был уверен, что он растерзает меня. Но он бросился ко мне совсем не для этого.

– Вы не Эш О? – спросил он.

– Э-э-э… нет.

– И никогда не были Эш О?

– Никогда. Но…

Я присмотрелся к нему как следует – и вздрогнул. В нем не было ничего человеческого – совсем, и чем больше я смотрел в его прошлое, чем больше я перебирал шаг за шагом его предков, – тем больше понимал, что в нем нет ни капли человеческой крови.

Совсем.

– Так что же вы… хотели? – спросил он.

Я в свою очередь тоже хотел ответить, что ошибся, перепутал его с кем-то другим, – но на свою беду присмотрелся к нему еще раз, увидел, что он сжимает в своих тонюсеньких лапках…

– Сигарета, – прошептал я.

– Что вы сказали, добрый господин?

– Сигарета.

– То есть?

– Сигарета… – не унимался я, снова и снова показывал на странный предмет, – сигарета…

– Что такое сигарета? – спросил он.

И тут у меня точно пелена упала с глаз. Я понял, как грубо заблуждался все это время. Я искал человека, потому что нашел предмет, похожий на сигарету, я на полном серьезе представлял себе человека, который курит сигареты, живого человека из плоти и крови, который подносит сигарету к губам, затягивается, тоже, наверное, вспоминает, как отец обещал губы отрезать и грозился, что заставит скурить все сигареты в пачке разом, или что там еще выдумывают.

Я представлял себе человека – каким он был миллионы лет назад. Человека из плоти и крови, человека с живыми влажными легкими и мягкими губами.

И я как будто совершенно забыл, что за миллионы лет человек просто не мог остаться прежним, что если и были еще где-то люди, они стали такими же, как я, если не изменились еще сильнее.