Иван Розанов - Венера – низкая звезда

– Это случилось, потому что студенты над спутником работали?

– Марина, какая ты у меня острая на язычок-то. Не думал, что такой вырастешь. Вся в маму. Нет, дочка, это случилось, потому что случилось. Тогда вообще всё ломалось и много было страшных катастроф, один Чернобыль чего стоит…

– А Анатолий Билич тут причём? И «Буран»?

– Ну так слушай. «Буран», оказывается, был не единственным запланированным кораблём. Не понимаю, как при такой разрухе в стране могли столько всего строить и изобретать. Странно, но о тех проектах до сих пор молчат и не пишут – может потому, что до ума так ничего и не довели. «Буран» на букву «Б», а ещё был проект на «А» – «Апогей», для военных целей, и на «В» – «Венера». «Венера» была самым интересным проектом, самым многообещающим…

– И ты как раз над ней работал?

– Да, правильно догадалась. Меня перевели на работу над этим проектом сразу после того неудачного запуска… «Венера» должна была сочетать в себе черты обычного самолёта и космического корабля. Это должен был быть самый совершенный аппарат! Можно было бы и с континента на континент, для любой цели, через космос, по баллистической траектории слетать. А можно было бы и груз на орбиту закинуть. И никакая ракета не была нужна – на «Венеру» планировалось установить очень мощный двигатель, который позволил бы ей самой преодолевать земное притяжение. Правда, использовалось не самое чистое, ядерное топливо.

– То есть ракету бы хорошую сделали, но всю планету бы загадили, так?

– Да вовсе нет. Просчитали дозы. Вреда бы не было.

– А ты чем занимался конкретно?

– Я работал над антеннами.

– А Билич тут причём?

– Нашу программу с развалом советской власти не остановили. Работали мы и в девяностые, но финансировали нас скудно…

– Это когда я уже у тебя родилась?

– Да, уже после твоего рождения.

– Когда ты меня и маму оставил?

– Дочка, ну что ты опять? Не оставил, а по роду службы в другом закрытом городе без вас работать должен был.

– А мы тут без тебя…

– Мариша, не начинай, пожалуйста. Я тебя так редко вижу…

– Папа, прости. Ты же знаешь, я тоже скучала. Прости.

– Я не сержусь. Так вот, финансирование из бюджета нам сильно урезали… Но работу мы продолжали. Ты будешь удивлена, но нас спонсировал тогда Билич.

– Тот самый, Анатолий Аркадьевич?

– Да, он самый. Теперь я это подтвердил справками. Это было действительно странно. Непонятно было, что его, типичного, как тогда говорили «нового русского» может привлечь в космонавтике… наверное, рассчитывал тоже на какой-то барыш в итоге. Чего ещё от них ждать?

– В этом нет ничего предосудительного.

– Возможно.

– А что сталось с «Венерой»?

– Проект закрыли по распоряжению президента, наше отделение расформировали, в числе и другой сотни предприятий, занятых работой над проектом…

– А «Венера» насколько была готова?

– Ты не поверишь, но были проведены все необходимые возможные испытания, построено до десятка макетов, которые теперь все порезали уже на металлолом… И был готов первый космический корабль. «Венера»… Да. Всё почти было готово к полёту.

– Что сталось с тем кораблём?

– Он был доставлен в один из закрытых городов на территории бывшей Украины, где-то на востоке страны, где сейчас как раз неспокойно. Там должны были зарядить его ядерным топливом. Местные власти сообщили нам, что корабль пострадал при перевозке, а потом, что на него ещё и ангар упал, в котором он должен быть храниться… Запутано всё, Марина. В общем, дальнейшая судьба нашей «Венеры» неизвестна. Присвоили её себе, наверное, эти бывшие украинцы, не знаю, как их сейчас назвать-то, а что дальше с ней делать – не ведают…

Марине стало жутковато при мысли о той земле, где, возможно, сохранились останки детища сотен русских инженеров, в том числе и её отца. Мало ли всякой разной заброшенной техники осталось там, где теперь запущен часовой механизм гражданской войны? Сколько секретов советского наследия, помимо «красной ртути» и ракетного ядерного топлива могло оказаться в руках людей с самыми разными целями? Нехорошо становилось при мыслях об этом. Расслабленная Марина, довольная долгожданной встречей со своим отцом, гнала всякую дурную мысль и вообще старалась в тот вечер не думать решительно ни о чём…

Дочь поглядывала на отца с умилением. Таким, как в тот вечер, он и впрямь нравился Марине. Видела она в нём пресловутую «европейскость». Девушке свойственно было, хоть отец и учил её в детстве обратному, противопоставлять всё русское европейскому. Склад ума государственника и патриота, присущий Петру Алексеевичу, Марине открыто не нравился, и в минуты обострения естественного конфликта поколений она почитала отца своего едва ли не за «ватника» – вот новое ругательное словечко, взятое на вооружение либералами.

Не понимала ещё юная девушка, что всё русское суть европейское, не внушили ей, что Россия – часть Европы, притом особенно значимая часть…

…Марину снова очаровали манеры отца, ярко заметные на фоне типичных для бастарда манер её мужа. В рамках спокойной, умиротворяющей и даже немного романтической обстановки того вечера, девушке захотелось за вином говорить о чём-то изысканном и сложном – не менее чем о проблемах мирозданья.

И действительно разговорились они о смысле жизни – типичная тема для кухонь, третья по популярности после политики и сплетен. Наверное, Маришка вывела колею разговора на эту тему своими очередными рассужденьями о том, как-де в этой стране жить плохо.

– Папа, папа, мне так страшно иногда бывает от того, что мы в таком ужасном мире живём, – сказала вдруг девушка.

– Не бойся. Да не ужасен весь этот мир, в котором мы живём. Вернее, вот ведь как. Ужас не в том, в чём мы его видим. Ужас в другом. Самая страшная катастрофа наших дней – у людей в умах и в душах. Современный человек не имеет цели и не готов к делу.

– Это философия, папа.

– Ну, не хочешь философии, давай к истории и к искусству перейдём. Вот, к примеру… Модны сейчас бывают мысли о том, что вот-вот новое средневековье наступит. Слышала о таком?

– Слышала, конечно. Популярный ныне сюжетец во всех, без исключения, видах искусства.

– А я вот считаю, что новое средневековье уже настало.

– Ты чего такое говоришь, папа? А как же глобализм?

– Глобализм это антиглобализм. Какая, к чёрту, разница? Зелёные экологи или технократы-промышленники? Оппозиционеры или государственники? Всё едино. Уже настали новые средние века…

– Мне кажется, отец, что ты переработал, перетрудился. Отдохнуть тебе надо, а то странные вещи говорить начал. И в чём же, по-твоему, новое средневековье заключается?

– В раздробленности.