Вера Гривина - Азалия

«За что нам все это?» – горестно подумала Азалия.

Бабушка ласково погладила ее по голове.

– Смирись, милая! Тебе недолго осталось терпеть: людская злоба не проникает за стены святой обители.

– Да, не проникает, – эхом отозвалась внучка.

По-прежнему сопровождаемые косыми взглядами старуха и девушка дошли до лавки с тканями, где купили кусок греческого шелка бирюзового цвета. Пока Жаветта расплачивалась с продавцом, Азалия жадно разглядывала дорогие материи – шелк, атлас, и тафту, и камку. От ярких расцветок и блеска шитья даже в глазах рябило.

– Пойдем, Азалия! – позвала внучку Жаветта.

Едва они покинули лавку, как на Азалию засмотрелся парень в соломенной шляпе. Он буквально пожирал ее глазами, отчего она покраснела и опустила глаза. Девушка чувствовала себя не только смущенной, а еще и весьма озадаченной.

«У него глаза маленькие, нос большой, губы толстые. А мне он почему-то нравится. Может, это потому что на меня мало кто из чужих людей смотрит по-доброму».

Внезапно Азалия показалось, что кто-то толкнул ее в спину. Обернувшись, она наткнулась на тяжелый и полный ненависти взгляд, принадлежащий худому до измождения, крючконосому старику в изрядно поношенном плаще и сильно стоптанных коротких сапогах.

– О, Боже мой! Гарнье! – ужаснулась Жаветта. – Как некстати!..

– Разве тебе неведомо, кто она? – спросил старик скрипучим голосом у заглядевшегося на Азалию парня.

– Нет… – промямлил тот. – Я не здешний…

– Она дочь изменника и шлюхи! – громогласно возвестил Гарнье.

Молодого человека тут же, как ветром сдуло.

– Дочь изменника и шлюхи! – повторил старик.

Азалия вся сжалась, а Жаветта решительно встала на ее защиту:

– Уймись Гарнье! Не забывай, что в жилах моей внучки течет и твоя кровь!..

Не дав ей договорить, старик завопил во всю глотку:

– Неправда! Наша благородная кровь потомков первых графов Тулузы никогда не смешивалась с вашей поганой кровью! А твоя бесстыжая невестка вовсе не была мне дочерью! Сатана в моем облике соблазнил мою благочестивую жену, породив на свет Люцию! Твоя невестка была отродьем дьявола, и ее дочь – дьявольское семя!

– Замолчи, Гарнье! – набросилась на старика Жаветта. – Если тебе нет дела до дочери и внучки, не позорь хотя бы себя и свою жену!

Но Гарнье продолжал изрыгать проклятия:

– Пусть горят в аду и блудница Люция, и твой нечестивый сын Готье! Их надо было не повесить, а четвертовать! Нет, их надо было привести в Нарбонну и здесь сжечь на площади! А я любовался бы этой казнью!..

Поскольку в таком людном месте, как рынок, скандальные происшествия привлекают большое внимание, то всего за несколько минут вокруг Азалии, Жаветты и бушующего Гарнье собралась немалая толпа. Многие смеялись, тыча пальцами в старуху и ее побледневшую как полотно внучку, мальчишки свистели и улюлюкали. Кто-то бросил камень, угодивший Азалии в плечо.

– Ой! – болезненно вскрикнула девушка.

Жаветта погрозила мальчишкам палкой, что еще больше развеселило зевак. Собравшиеся люди реагировали на поступок старухи, как и на выступление бродячих комедиантов – хохотом и издевательскими шутками.

Азалия уже была готова упасть в обморок, когда послышался грубый окрик:

– А ну, пошли прочь, мерзавцы!

Голос принадлежал мужчине лет сорока-сорока пяти, подъехавшему к улюлюкающей толпе верхом на прекрасном мавританском жеребце вороной масти. На смуглом лице незнакомца застыло угрюмое выражение, его высокий лоб пересекала глубокая, как борозда, морщина, а подбородок обрамляла аккуратная черная бородка. Начищенный до блеска шлем, покрытая металлическими пластинками куртка, высокие сапоги и длинный с посеребренной рукоятью меч на поясе – все указывало на то, что этот человек был воином, причем не простым ратником.

Грозный окрик возымел действие: толпа быстро начала редеть. Даже неугомонные мальчишки разбежались. Но Гарнье все неистовствовал.

– Ты, Бертран, кажется, не понял, за кого заступаешься! – вскричал он. – Это дочь грешницы Люции, прижитая от негодяя Готье, гори они оба адским пламенем!

Незнакомец, названный Бертраном, помрачнев, бросил на Азалию острый, как клинок, взгляд, а затем направил коня к разбушевавшемуся старику. Дальше произошло то, что удивило всех, кто еще следил за событиями: Бертран, шепнул несколько слов Гарнье, и тот вдруг заковылял прочь, подволакивая правую ногу.

– Ишь, как старый грешник заторопился! – злорадно пробормотала Жаветта. – Будто ему зад подпалили.

Тем временем внимание Азалии привлек спутник заступившегося за нее и бабушку мужчины – молодой человек лет около двадцати пяти, весьма крепкого телосложения белокожий, светловолосый и голубоглазый. Люди с такой внешностью редко встречались в Нарбонне, где местные жители были смуглыми и темноволосыми.

«Наверное, он норманн», – предположила Азалия.

Норманнами в Европе называли скандинавов. На протяжении нескольких веков они совершали грабительские набеги, но со временем многие из них осели на землях своих прежних врагов – в частности и во Франции, где образовали герцогство Нормандия. И хотя норманны, обосновавшиеся вокруг города Руана, стали, по сути, нормандцами, исконные франки еще долго называли их по-старому.

К людям со скандинавской кровью Азалия испытывала неприязнь, потому что, когда она пыталась выяснить подробности страшной судьбы своих родителей, бабушка на все ее вопросы неизменно отвечала:

– Во всем виноват норманн Можер. Этот негодяй погубил нашу семью, и я не желаю о нем говорить.

Неудивительно, что, едва Азалия заподозрила молодого человека в норманнском происхождении, он стал ей неприятен. Она перевела взгляд на Бертрана, а тот как раз вновь посмотрел на нее в упор. Щеки девушки заалели.

– Проводи обеих дам до их повозки! – велел Бертран своему светловолосому спутнику и, развернув коня, уехал.

– Как твое имя? – осведомилась Жаветта у молодого человека.

– Меня зовут Вадимом, – сухо ответил тот.

Говорил он с заметным, но не очень сильным, акцентом.

– А кто твой господин? – поинтересовалась старуха.

– Он сам о себе расскажет, если, конечно, пожелает.

Поняв, что молодой человек не расположен к беседе, Жаветта прекратила расспросы.

– Мы идем, бабушка? – нетерпеливо осведомилась Азалия, которой хотелось поскорее покинуть неприятное место.

– Да, конечно, – ответила Жаветта.

Недалеко от моста их ждал в повозке Рубо – немолодой, молчаливый крестьянин, которой служил этой семье уже много лет.

– Едем домой, – обратилась к нему старуха.

Вадим, пожелав ей и Азалии счастливого пути, ускакал.

– Он должно быть хороший человек, – задумчиво сказала старуха, глядя вслед удаляющемуся по мосту всаднику.