Вера Гривина - Азалия

– Возможно, – только и нашла, что ответить внучка.

Всю дорогу она думала о недавнем неприятном происшествии, причем вовсе не о мужчине пресекшем издевательства горожан над ней и бабушкой, а о самой травле, длящейся отнюдь не первый год.

«Почему бабушка и дядя молчат о нашей беде? Как бы не была страшна правда, я должна ее знать. Что бы там ни было, Бог не даст других родителей, и я буду чтить память батюшки и матушки, какой бы грех на них не лежал».

Рубо быстро довез своих хозяек до их усадьбы, находящейся в полутора лье от Нарбонны. Каменная ограда возведенная кем-то из предков Азалии, была высокой и все еще крепкой, но за ней царило запустение. Приземистый дом порядком обветшал, а многие из окружающих его хозяйственных построек, готовы была вот-вот развалиться. Двор тоже выглядел неухоженным.

Появление хозяек вызвало отклик у домашней живности: замычала в хлеву корова, закудахтали в курятнике куры, бросились с лаем к повозке два огромных лохматых пса. Азалия погладила собак, а старуха, напротив, сердито на них заворчала, на что псы не обратили никакого внимания, продолжая ластиться к девушке.

На крыльцо вышла крупная женщина с лицом, словно высеченным нерадивым каменотесом. Это была жена Рубо, Клодина, верно служившая, как и ее муж, своим хозяевам, несмотря ни на какие обстоятельства, более двадцати лет.

– Идите обедать! – позвала она.

Трапеза проходила в большой комнате, с которой когда-то начинался этот дом, и к которой пристраивалось все остальное. Стены здесь потемнели от времени, а низкий потолок покосился. В затянутое бычьим пузырем окно плохо проникал даже солнечный свет, а в такую пасмурную, как в этот день, погоду царил полумрак.

Клодина принесла и поставила на грубо сколоченный стол горшок с похлебкой, миски, деревянное блюдо с двумя лепешками и кувшин с сильно разбавленным вином. Прочитав молитву Жаветта и Азалия начали есть.

Обед прошел в полном молчании, но как только служанка собрала со стола посуду и ушла, Азалия тихо сказала:

– Странно, что я совсем не помню родителей, упокой их Господи.

– Тебе было тогда всего семь лет, когда они… скончались, – с состраданием произнесла Жаветта, запнувшись перед последним словом.

– Расскажи мне о них? – попросила Азалия.

– Но ты же знаешь… – недовольно начала бабушка.

Внучка с досадой прервала ее:

– Я знаю, что мой отец, он же твой сын, был комендантом крепости Мелён в Вандомском графстве, что его обвинили в измене и повесили, что матушку постигла та же участь, что кормилица Матюрина доставила меня к вам, что в Нарбонне презирают нашу семью с тех пор, как сюда дошли вести о позорной казни моих родителей…

– Добавь еще, что ни я, ни твой покойный дед, ни твой дядя не поверили в то, что Готье и Люции могли совершить преступления, в которых их обвинили. Твои родители, конечно же, оболганы.

– Тогда зачем эти тайны? Почему от меня все время что-то скрывают! Ни ты, ни дядюшка даже словом не обмолвились о моем деде Гарнье…

– Какой Гарнье тебе дед? – оборвала Жаветта внучку. – Он отрекся от дочери и проклял ее!

– Пожалуйста, бабушка, расскажи! – взмолилась Азалия. – Пока вы с дядей молчите, люди хулят моих родителей! И что я должна думать?

Жаветта была поражена настойчивостью своей всегда послушной внучки. Похоже, что Азалия, действительно, слишком устала от семейных тайн.

– Ладно, слушай! – сдалась старуха.

За сто лет до описываемых здесь событий молодой крестьянин по имени Готье спас от верной гибели сына тогдашнего виконта Нарбонны, за что получил в собственность маленький клочок земли, на котором разбил виноградник. Почва изначально была плохой, однако трудолюбие способно творить чудеса даже в самых невыгодных условиях. Годы работы привели к тому, что посаженная на, казалось бы, неплодородной земле лоза стала давать хорошие урожаи винограда, а вино из него было одним из лучших в виконстве. Благосостояние владельцев виноградника росло, чему многие в округе завидовали.

По сложившейся в этой семье традиции старший сын нарекался именем «Готье» и становился единственным наследником отца. Остальные сыновья, если таковые были, поступали на военную службу. Два поколения этот обычай не нарушался, пока дед Азалии, Жус, не стал хозяином виноградника и родовой усадьбы, потому что его старший брат умер в восьмилетнем возрасте. В остальном же судьба Жуса складывалась так же, как и у его отца и деда: женился он рано, и через год его жена, Жаветта, произвела на свет здорового младенца мужского пола, получившего традиционное имя «Готье». Из остальных же детей выжил один ребенок – мальчик по имени Тибо, который был таким слабым, что в семье почти смирились с его возможной смертью. Однако младший сын Жуса и Жаветы не только не умер, а значительно окреп, что заставило родители думать над его судьбой. Поскольку земельный надел доставался Готье, то Тибо полагалось пойти в ратники. Впрочем, он мог стать и монахом: благо, недалеко от усадьбы и виноградника появилась аббатство бенедиктинцев 4 4 Бенедиктинцы – члены первого в католической церкви монашеского ордена, основанного Бенедиктом Нурсийским в начале VI века. Сент-Ирией. Родители хотели, чтобы их сын надел сутану, о чем часто ему говорили. Он кивал им в ответ, как бы соглашаясь, но стоило ему увидеть воинов, у него загорались глаза.

– Не годишься ты в ратники – ворчал Жус. – Тебе Библия подойдет гораздо больше, чем меч.

Тибо с детства был спокойным, рассудительным и трудолюбивым. Готье тоже не страдал ленью, однако, если младший брат предпочитал говорить по делу и не особенно был склонен к веселью, то старший любил поболтать и посмеяться: тем ни менее ни отличия в характерах, ни семилетняя у них разница в возрасте не мешала им быть очень привязанными друг к другу.

Однажды Готье принялся доказывать родителям, что зря они заставляют Тибо идти в монахи: дескать, монастырская жизнь тоскливая, зато на ратной службе никогда не соскучишься.

– Я и сам не прочь стать воином, – заявил он.

– И зря, – неожиданно возразил ему младший брат. – Это я могу выбирать, а твоя судьба уже предначертана свыше.

Столь глубокомысленное высказывание десятилетнего мальчика несколько обескуражило его родных.

– Быть тебе монахом, Тибо, – изрек Жус. – С твоим умом ты, помяни мое слово поднимешься до аббата или даже до епископа.

Несмотря на некоторые разногласия между членами семьи, они продолжительное время не только не ссорились, но даже избегали серьезных споров, однако такая спокойная обстановка в усадьбе существовала, пока Готье не исполнилось восемнадцать лет, и он не полюбил пятнадцатилетнюю Люцию. Девушка была очень бедной, что, впрочем не являлось ее главным недостатком: Жус из любви к сыну согласился бы на невестку-бесприданницу, если бы она имела другого отца, а не Гарнье – потомок первого графа Тулузы, Фредоля 5 5 Фредоль (Фределон, Фреддон) – граф Тулузы в середине IX века. .