Александр Кеслер - Там русским духом пахнет (сборник)

И не смутило героя нашего ни то, что ночь на дворе, ни то, что лес был лиственный, а не хвойный. «Раз есть лес – должна быть в нем и елка», – логично рассудил добрый молодец. А почему отправился за ней на ночь глядя, а не с утра пораньше? Так это традиция такая в том царстве-государстве сложилась – всякие серьезные дела по ночам вершить, а уж поутру народ этими самыми свершениями «радовать». Правда, традиция такая у царевых министров да бояр была. Случалось, что они закон какой-то али царский указ ночью примут, да такой, что ни уму, ни людям, а токма для себя-любимых. Но не о том сказ.

А народ-то в том царстве-государстве смекалистый был и передовой опыт своих правителей завсегда умел перенять и усугубить. Как гласит народная мудрость: «С кем поведешься – от того и наберешься. А с кем наберешься – с тем и насидишься». Вот, чтобы избежать последнего, Иван и отправился за елкой под покровом темноты.

Ходил он значит по лесу, бродил, пока не заблудился. Оно и понятно – звезды на небе тусклые и указателей в лесу никаких, это же тебе не фонари в парке культуры и отдыха, где дорожки плиткой вымощены. Благо мороз в ту ночь был не очень сильный, так что ничего он себе не отморозил. И вот ближе к полуночи набрел на такую себе избушку где-то в дремучей чаще. Может то сторожка лесника была, а может кто иной там обитал, про то мне неведомо.

Постучал Иван в дверь, а только никто ему не отворил и даже не ответил. Делать нечего, вошел он в дом без приглашения, не на морозе же окочуриваться. Зажег лампу керосиновую, погрелся у печи, перекусил тем, что с собой из дому захватил и сморил его сон. Залез Иван на теплую печь, да и уснул.

А только в полночь послышался гул, будто землетрясение какое случилось. От этого гула Иван проснулся. Хотел было с печи слезть да хозяину на глаза явиться (решив, что тот с охоты вернулся), чтобы благодарность свою выразить, что, мол, приют в его избушке нашел, но замешкался маленько. Может оно и к лучшему, что замешкался…

Пока Иван кулаками глаза протирал да сон отгонял, показалось ему, что вновь скрипнула дверь, и еще кто-то в дом пожаловал, а затем услыхал он разговор:

– Наконец-то все собрались, – донесся властный голос. – Чего в дверях столбами замерли? Присаживайтесь к столу и рассказывайте кто чего лихого людям сотворил. Ночь-то не бесконечная, а у нас сегодня подведения итогов, можно сказать – сдача годового отчета.

Послышался топот шарканье ног по половицам, скрип стульев, после чего тот же властный голос произнес:

– Ну, кто первым начнет? Что-то вы сегодня какие-то нерешительные. Или похвастаться нечем?

– Почему же сразу «нечем», – послышался в ответ скрипучий голос. – Есть у нас достижения.

– Вот ты, Леший, и начни. Поведай нам, почувствует ли народ в королевствах в новом-то году, что жить стало «лучше», жить стало «веселее», а заодно и о том, что лично ты для этого сделал. А то до меня какие-то слухи странные доходят, будто народ в королевствах нас уж совсем не празднует, а в ближнем царстве – за лесом, так и вовсе люд решил жить как-то там по-новому. И царь ихний это одобряет и поддерживает. Что за фигня такая? Эдак они и впрямь скоро от злыдней избавятся и заживут по-людски. А кому это надобно?

– Не знаю, что они себе там удумали и нафантазировали, а только могу с твердой уверенностью заявить, что злыдни в том царстве неистребимы. Потому как решить и сделать – это две большие разницы, между которыми непреодолимая пропасть существует. И в этой смой связи, с пресловутой пропастью между словом и делом, хрен у людишек что получится, – ехидно заявил Леший и зашелся кашляющим смехом.

– То, что ты языком, аки метлой, меси горазд, да разные умные словечки в свои речи вплетать, про то мне ведомо. А токмо не убедил ты меня, – произнес старший. – Окромя лозунгов и деклараций, ни одного путного слова я от тебя пока не услышал.

– Тогда вещаю конкретику. Во-первых, ихний новый царь ничем не лучше любого другого, разве что начитанный да языки заморские ему ведомы. Ну, так это еще лучше, умеет сладко врать, что заслушаешься. Во-вторых, министров себе выбрал тех еще нерп, а половину бояр в думу набрал старых да проверенных отщепенцев. Не дадут они народу свому жить лучше, ни царь, ни его министры – к гадалке не ходи. Да что там не дадут, уже не дают. Его главный министр начал с того, что простому люду за его труды жалование вдвое уменьшил, а министрам своим да боярам добавил. А уж министры-то тут же и расстарались. И мигом придумали разные новые подати, чтобы оставшиеся сбережения у народа отобрать, но чтобы выглядело все по закону. Оно и понятно – нужно же откуда-то деньги себе на жалование да в цареву казну добывать, чтобы опосля из нее же их и тырить. Предыдущий царь хитер был – все люду своему лапшу на уши вешал, что хочет ввести подать для богатых – чтобы бояре да князья за свои замки роскошные, деньги в казну платили. Все народу таким макаром пыль в глаза пускал. А этот взял, да сразу же и ввел. Только сделал все еще хитрее, чтоб этот налог не знать с дворцов своих, а простой люд со своих лачуг в казну платил. Вот как умело-то все обернул. А еще говорит, денег, мол, в казне нет, разворовали… А чтобы ее наполнить тепереча, каждый обязан платить в два раза больше, чем раньше, за все, что только можно: за воду из реки, за дрова из леса, за землю на которой пашет. Так, что лозунги и декларации – это как раз по их части. А у меня конкретные дела. Думаешь они сами до всех этих податей додумались? То-то же. Пришлось попотеть, пока внушал царевым министрам в головы все эти крамольные мыслишки.

– Так бы сразу и сказал, а то ходил битый час вокруг да около. Не плохо, – сдержано выразил свою похвалу старший и добавил: – Я вот знаешь, о чем еще подумал. А навей ка ты их главному министру, что хорошо бы было еще ввести налог на воздух, которым люд дышит и на солнце, которое их летом греет.

– Вообще-то это плагиатом попахивает. Что-то такое уже было в одном заморском королевстве. Даже в книге одной про это писано, кажись «Чиполи…»

– Да и фиг с ним, что было, – прервал его старший. – Все новое – это хорошо забытое старое.

– Стремно это, царь Кащей.

– Почему?

– Потому, что тогда у них денег совсем не останется, даже на еду. Неровен час, еще взбунтуются. А оно нам надо? А так, пока они будут влачить свое полуголодное существование, министры да чиновники, примутся втихаря казну деребанить (опыт-то не пропьешь, а у них это уже в крови), да дворцы и замки себе в заморских странах покупать. Пущай народ годик по-новому помучается, хлебнет сполна жизни новой, а там поглядим, что он дальше запоет…

– Ну, лады. Уговорил. А что наша почтенная Яга молчит? Неужели нечем порадовать?

– Как это нечем, – донесся до Ивана обиженный женский голос. – Наслала я на заморское царство новую хворь – неизлечимую. Того глядишь и до нашего царства в скором времени доберется. А уж сколь я народу за этот год сгубила, так и вовсе не счесть. И в болота заманивала и в чащи да буреломы. И дожди ливневые, бури да наводнения на царство насылала. Скольких без крова оставила и на мучения обрекла. Рассорила люд в царстве том меж собой. Одним внушила, что они всех в том царстве всех умнее и всех кормят, поскольку в их лесах дров много, а в болоте торфа немерено. А те дурни в это уверовали да тут же свое болото отдельным царством и объявили. А то, что их дрова и торф окромя как жителям этого царства да им самим, никому нафиг не нужны, так про то уже никто из них и не задумывался. Как и о том, что они с этим добром опосля делать будут…