Станислав Сметана - Окна

Тут между молодой поросли я увидел ровный прямоугольник бумаги, ну да, визитка. «КЛУБ МОЛЧАЩИХ ЛЮДЕЙ», там было написано, и адрес курсивом в правом нижнем углу: Союзный проспект, 8б, кв. 134. Я огляделся по сторонам, как шпион, положил визитку в кейс и привычно забил в органайзер через неделю напоминалку о том, что хочу расшифровки, так как меня это заинтересовало.

Никак не успеваю за событиями. Вчера, пока писал дневник, вырубился прямо за ноутом на полу. Пишу затем, что есть идея как-нибудь опубликовать его. Интересно, найдутся ли покупатели на эту чушь. В сущности, какое мне до этого дело.

Сегодня снова в полдевятого меня разбудила та же клиентка, сказала, что всё отменяется, и финн её остановится в гостинице. Скряга! Я уже настолько привык к этому геморрою, что у меня даже злость больше не вырабатывается. Несмотря на то, что уже организовали обслугу и понесли издержки. Не я, а наш отдел аренды, хе-хе. Это радует, поменьше будут на чужом горбу выезжать. А мне босс влепит выговор, что не снял предоплату. Рабочий процесс. Хотя у меня отличное чутьё на клиентов, и я знаю, что этой дамочке я рано или поздно сбагрю какой-нибудь сарайчик, хотя бы один из тех, смотрящих на болото. У меня уже даже возникла идея, как я оформлю гараж. А ещё напротив гаража, вдоль болотца, я натяну просвечивающийся материал-перетяжку, куда проектор будет бросать несколько изображений: её машины с ещё новенькими, не отвалившимися, как теперь, стразами, кружащейся на подиуме, а также видео из Китая, когда она мне подарила диск, сказала, что это лучшее, что она сняла за свою жизнь. Там такие холмы, а меж ними вода. Правда, красиво, не знаю, что это за провинция. Экран, квакающие лягушки, орхидеи в гараже, и первая озвученная сумма кочует в карман нашей лавки, мне потом выдают трепетно в чёрную пухлый конверт, и дают под реализацию новый недострой у чёрта на рогах с видом на шиномонтаж и сомнительным социальным окружением.

Итак, я остановился в позавчера. В пол-пятого меня подобрали на Новой Риге, и ещё час мы ехали до села Ильинского, где-то под Волоколамском. Рома, Алиса и ещё один человек там был – Кирилл. «Чувство луга», описанное вчера, буду называть его так, не покидало меня. То есть я был рад, что нахожусь с ними, без сомнения, красивыми, интересными, магнетически притягательными людьми, но я всё равно как будто летел над машиной, купался в потоках призрачного весеннего солнца, махал раскрытыми руками и видел внизу трёх живых людей и своё безжизненное тело, просто посаженое на заднее сидение, как скульптура, которой всё равно, куда её везут, и что с ней будет.

Да, я хотел бы отметить, что мы ехали почти молча. Каждый в своих мыслях. Это так необычайно комфортно – когда незнакомые люди умеют молчать. Мы были как четыре шарика, которые вместе катятся каждый в своём желобе по крыше, покрытой шифером, но не имеют физической возможности, да и какого-либо желания соприкасаться. У них одна траектория – вниз, но у каждого свой желоб. Я уже почти понимал, что люблю этих троих людей, да, я придумал себе такую странную любовь, ещё когда только садился в машину, разум кинул спасительный круг чувствам, уводя их от длительного одиночества, и чувства ухватились за эту чужую идею, потому как не умеют генерировать свои, а эта досталась бесплатно. Хотя чувства сами, казалось бы, привели разум к осознанию необходимости такого действия. Вот такой симбиоз. И не хотелось мне ни капли узнавать этих людей, чем они живут, что для них счастье, не хотелось копаться в их прошлом грязном белье, не важно было даже их будущее. Было только здесь и сейчас.

Сам дом мне, к слову, не очень-то запомнился. На самом деле, я просто не люблю описывать места и людей, поэтому пропустим. Помню только, что мы пили брют, капали туда какой-то цветочный персидский нектар и прыгали голыми в бассейн. Потом лежали в огромной кровати вчетвером, соприкасаясь кинестетически телами, если виноград (испорчу романтику: с винограда меня всегда пучит, вот и тогда этот фактор смазывал идеальную картину, но это неважно) и смотрели какую-то полуторачасовую видеоинсталяцию made by Kirill на огромном экране. Там и уснули.

Утром я проснулся часов в шесть, нарисовал на листе А4 лежащим рядом маркером цветок, написал «Хорошего дня!», вызвал такси, сварил себе кофе внизу и уехал в Москву, никого не разбудив.

Сегодня я сидел в кресле, работал в Интернете, никого не трогал, и тут вдруг слышу грохот из второй комнаты. Заглядываю туда – моя огромная керамическая ваза, не помню уже, откуда привезённая, валяется, расколотая на части, на полу. Пытаюсь приписать причину падения Эдельвейс, но её нет здесь, и не было – она же спала на соседнем со мной кресле, точно.

«Когда он прячется в Белом окне, что-то разбивается вдребезги». Это фраза вдруг всплыла из глубин подсознания. Интересно, откуда я знаю её.

Это был некий новый мир, в котором он очутился. Это мир исследователя, сцепленный долями истины, мистики, романтики и воспоминаний. Это всё, что угодно, но не настоящее. Это уже было, а возможно, всего лишь будет. Здесь мы будем встречать знакомых людей, но это не означает, что мы уверены, что они знают об этом мире. Этот ребус – уже значительно больше, чем сон, но ещё не место, куда следует стремиться. Это поиск. Поиск вопросов на имеющиеся ответы. И увязка этих вопросов между собой.

Снаружи этого мира постоянно меняются пейзажи, но ничего не видно, потому как этот шаг проходит за одну ночь. До рассвета очень много времени, но наше время постоянно крадут у нас: само время поедает себя, когда мы бесцельно смотрим на проплывающие огни, или обстоятельства, материализуясь в призраков и побуждая нас думать о несуществующем, или неактуальном для настоящего момента.

Но когда мир полностью останавливается – время теряет свой магнетизм, теряют свою значимость и прошлое, и будущее. Остаётся «суть момента». Туда этот поезд и движется.

…Сначала он открыл глаза и попытался оглядеться. Вокруг было довольно уютное купе – вернее, купе скорее походило на салон, вытянутый в длину всего вагона. Мягкие тёмно-синие кресла располагались попарно вдоль стены, проход был слева, вдоль классических поездных окон с бюджетными занавесочками, которые при движении воздуха внутри салона несколько подёргивались. Он решил, что за окном вечер. В принципе, это могло бы быть и сумеречное утро, но он представил, что это был вечер, и это стал вечер на самом деле.

Ещё не оглядываясь назад, полулежа во втором ряду сдвоенных сидений, он ощутил, что был здесь один. Обернулся. Примерно двенадцать-тринадцать рядов кресел и занавеска, традиционная чуланная занавеска из плотного материала, которая закрывала следующую секцию или что-то ещё. Она тоже чуть-чуть колыхалась, скорее не от внутреннего движения воздуха, а оттого, что поезд раскачивался. Справа от первого ряда сидений были такие же портьеры, уходящие, соответственно, в помещение справа. Планировка была несколько необычна для вагона поезда, но тогда, да и потом тоже, его это не особенно занимало.