Андрей Дорофеев - Хроники психотерапевтического кабинета

Вытаращенные глаза Ивана Васильевича показали Вале, что помощь Петровича принята не будет. Почесав ногу, Иван поделился с женой:

– Ты знаешь, мысль о том, что я ничего не могу сделать с этим, показалась мне еще сносной. Но парочка сеансов электрошока…

Валя, уже в ночной рубашке, погасила свет в комнате, оставив едва теплящийся розовый ночничок. Иван, все еще возбужденный, залез в постель.

– Утро вечера мудренее, – вместо «спокойной ночи» сказала Валя. – Поспи, умные мысли в голову приходить будут.

Наутро оно сидело в кабинете и снова жевало жвачку.

– Мне родаки платят, чтобы я с Вами тут разговаривала. Так что я буду отрабатывать, – заявила она, как только Иван Васильевич вошел в кабинет.

– Слушай, – сказал Иван Васильевич, – я тебе честно скажу, только родителям не выдавай. Я не знаю, как тебя лечить. Что с тобой стряслось вообще? По-моему, у половины детишек с родителями такие же проблемы.

– Да нет у меня никакой проблемы. Маман пугается, что из меня вырастет. В школе учиться я не буду, мне это не надо.

– Ты травку куришь, что ли?

– Не, ты че. Я же не это, не настолько испорченный ребенок, – Полина грубо захихикала и села, подложив ноги под себя. – Давай, спрашивай дальше. Я уже рублей сто заработала.

– А что спрашивать то? Я не знаю, что спрашивать.

– Ну, ты псих! Спрашивай, как я до такой жизни дошла.

– Знаешь что? Травку ты не куришь. Спишь дома. Не беременная. Значит, и лечить тебя не от чего, кроме как от… – Тут Иван Васильевич спохватился, вспомнив, что перед ним пациент.

– Нет, ну, понятно, конечно, что у тебя есть проблемы со сверстниками.

– Господи, что вы все такие тупые… Мужик, говорят же тебе, что нет у меня проблем ни со сверстниками, ни с травкой. Нормально все у меня, с учебой все плохо. Плохо с учебой, понимаешь?

Тут Иван Васильевич действительно понял.

– Учителя плохие, что ли?

– Да нет, учителя нормальные… наверное, – подумала вслух Полина. – Терпеть не могу всю эту ерунду слушать.

– Так полезно же! В жизни пригодится!

– Слышь, лажа все это. Не пригодится там ничего. Тебе система уравнений в жизни пригодилась?

Иван Васильевич вынужден был признать, что нет.

– Знаете, пойду я. Завтра приду и расскажу что-нибудь… наверное, – Полина хмыкнула, закинула черный с заклепками рюкзачок на одной лямке к себе за спину и вышла вон.

– Знаешь, она, в принципе, нормальная девочка, но воспитание… Интересно, что хорошие слова она знает, но не употребляет. По-моему, специально, – Иван Васильевич сидел на кухне бок о бок с женой и пил свой любимый чай матэ с баранками.

– Но что в школах делают с нашими детьми теперь, я не знаю. Нет, конечно, и мы с уроков сбегали, но… Хотя, если так посмотреть, что было, то и осталось. Просто мы с тобою, – он игриво толкнул жену локтем в бок, – наверное, повзрослели. Впрочем, у тебя и сейчас проблемы с учебой – крестиком вышивать так и не научилась. Что так?

– Да не знаю. Кто ж это знает. Там так сложно написано.

– А ну, принеси книжку сюда.

Валя пожала плечами, встала, сходила в комнату и принесла тонкую книжку в зеленой обложке. Иван Васильевич пролистал ее.

– Ну и чего здесь сложного? Вот написано – канва с тканью надевается на пяльцы так, чтобы ткань было слабо натянута, а пяльцы не потеряли своей формы. Сделала так?

– Нет.

– Почему? – не понял Иван Васильевич.

– Так непонятно же.

– Что непонятно? Слова вроде русские. Берешь канву… Принеси, пожалуйста.

– Что принести?

– Пяльцы и канву.

С Валей происходило что-то странное. Ее движения стали дергаными, она несколько секунд осматривала кухню и порывалась что-то взять, но сразу же обрывала движение. Валя посмотрела на Ивана Васильевича: в ее взгляде царило замешательство, рот приоткрылся.

– Канва?..

– Подожди-ка. Ты видела канву, хоть разок? – в голове Ивана Васильевича медленно начинал включаться свет, словно кто-то медленно крутил ручку реостата. – Валя, ты знаешь, что такое канва?

Валя вдруг раздраженно огрызнулась.

– Господи, какая разница! Мне все равно, что это за канва! Нужна она мне, что ли? Что ты заладил? – Она, сжав губы, схватила книжку со стола, посмотрела на Ивана Васильевича злым взглядом и вышла с кухни, резко захлопнув дверь.

– Вот оно как… – сказал Иван Васильевич задумчиво сам себе, почесав лоб. – Вот оно как.

В голове начали вырисовываться параллели.

– Меня родаки забирают, – заявила Полина с порога и бросила свой рюкзачок рядом с диваном на пол. – Сказали, отдадут в какой-то интернат для особо одаренных. Сказали – иди, скажи доктору до свидания.

– Ты мне погоди до свидания говорить, – Иван Васильевич заметно повеселел после вчерашнего вечера. – Садись-ка и напоследок расскажи мне, как ты до такой жизни дошла. Какой предмет в школе ты меньше всего любишь?

Полина расселась на диване, закачала ногой в огромном черно-фиолетовом ботинке и уставилась в потолок.

– Ну… Математику, или как там она – алгебра. Вообще ерунда какая-то. Какие-то переводные, косинусы.

– А, алгебра и начала анализа. Производные.

– Ага, вот-вот, и анализы тоже. Хотя при чем тут анализы?

– Полиночка, скажи мне – что такое анализ?

– В смысле? Всем понятно, что такое анализ – вот, бабки носят в поликлинику каждый день страшно посмотреть что.

Иван Васильевич с заговорщицким видом, словно фокусник шляпу, взял с полки толстую красную книгу, на которой было написано «Большой Толковый Словарь».

– Да вы что? – радостно удивилась Полина, – оно еще и смысл имеет?

Через четыре часа родители Полины, забеспокоившись, почему чадо так долго прощается с доктором, сами зашли к Ивану Васильевичу. В приемной не было никого, а вахтерша в наряде уборщицы и со шваброй в руке оповестила, что Иван Васильевич не велел никого пущать, и подтвердила это кивком головы в сторону двери. На двери, вместо обычной таблички «Психотерапевт», висела тетрадная бумажка с наскоро написанной фразой «Идет сеанс, не входить!» Александра Владимировна и Владимир Ильич подошли к двери, за которой слышались смешки и голоса Полины и доктора, и стали напряженно вслушиваться.

– Подождите, сейчас-сейчас… Реформаторский!

– А, сейчас… (шорох перелистываемых страниц), вот. «Реформа – преобразование, изменение, переустройство какой-либо стороны общественной жизни». Смотри – вот что-то идет не так. Это к чему-то большому относится, не просто чайник сломался. В государстве что-то не то, и правительство меняет какие-то законы или работу части государства. Вот это и есть реформа.

– А, понятно! Как вы все просто объясняете! Давайте еще. Вот, слово… константа.

– Ну, это я без словаря тебе отвечу. Константа – это что-то, что не меняется. Вот, скажем, температура кипения воды 100 градусов, если на уровне моря. Она не меняется, это константа. А температура воздуха на улице – не константа.