Рашида Стикеева - Путешествие в обратно

Лёша был с нами недолго. Всё показал: где дрова, где вода в кадке и где магазин.

Всё остальное помню отрывками. Утром холодно и зябко. За остывшей печкой возня, шёпот и шорохи. Потом Лёшины шаги в сторону двери и веселое: «Пока, девчонки!»

Молодая жена начинает хлопотать по хозяйству. А я пытаюсь одеться, стуча зубами.

Днём тоже хлопоты, вечером жаркая печь, ужин, Лёшины счастливые глаза. Перед сном снова возня и хихиканье за печкой.

Не помню точно, сколько прожили, но самым счастливым из нас был Алексей.

Наше гостевание закончилось как-то внезапно.

В один из дней мы с сестрой отправились в контору на территории зоны. Алексей был на дежурстве. То ли сестре чего понадобилось, то ли просто соскучилась по мужу. Возле КПП сестра отпустила мою руку.

Был конец декабря. Предстояли новогодние праздники и новые пятилетние планы для дальнейшего построения социализма. Советские люди рапортовали о проделанном и брались за новые выполнимые обязательства.

Пока Майя вела переговоры с дежурным, я, прогуливаясь рядом в двух шагах, принялась читать праздничные лозунги, вывешиваемые двумя серо-синими зэками. Серые – от застиранных бушлатов, валенок и шапок, а синие – от мороза. Три новогодних плана-воззвания были уже готовы. Висели и радостно гласили: «Даёшь честный труд в ударной пятилетке!», «Новая пятилетка за три года!» и «Помни – на свободу с чистой совестью!». Содержание двух первых транспарантов знакомо, малоинтересные, они были повсюду в моей жизни.

А вот последний кумач очень даже заинтересовал меня не только написанием, но и содержанием.

Зэки ещё не совсем развернули красную хлопчатобумажную дорожку и, громко матерясь, теряя гвозди и роняя молоток, беспрестанно согревая руки собственным дыханием, укрепив один край, пытались пристроить другой, придерживая за середину.

– «К Но-во-му го-ду да-ёшь двад-цать жму-ри-ков!» – тихо читала я, вывернув голову. Правый край западал. К зэкам подошли ещё два таких же сизых товарища в фуфайках и в высоких валенках. Сначала немного молча покурили, потом, ругаясь, давали советы, а затем, видимо, прочитав и осознав, стали громко ржать. Я же всё читала и читала, пытаясь понять, что такое или кто такие «жмурики» и почему на них выдвинут план выполнения. Устав от непонятности, я дёрнула подошедшую сестру за край шубы:

– Май, а кто такие «жмурики»?

Сестра осталась стоять с открытым ртом. Потом резко повернулась в сторону КПП, и раздался такой крик, что, по словам Лёши, прозвучал как сирена воздушной тревоги. Схватив меня в охапку, Майя бросилась бежать по дороге до посёлка.

Там сестра развила такую скорость по сбору нашего малого имущества, что хозяйка, созерцавшая наше быстрое возвращение из окна, едва успела протопать от своей двери к нашей избёнке.

– Что, что стряслось?

– Всё, уезжаем, всё! Ни минуты не задерживаемся! Ужас какой! Они тут план взяли по «жмурикам», а у меня ребёнок на руках. Что я скажу родителям ребёнка? – забыв, видимо, что в данном случае она и является этим самым родителем, выпалила Майя. – Это всё бабушка…

Скорые сборы шли под Майкины увещевания. Быстро попрощавшись с хозяйкой, мы также быстро пошагали по дороге в сторону станции.

– Да шутят они так, юмор у них чёрный, черней некуда! – неслось нам вдогонку. – Подождите, девоньки! – хозяйка махала куда-то рукой. Из-за поворота медленно выдвигалась крытая военная машина.

– Садитесь, до станции довезёт!

– Спасибо! С Новым годом!

– С Новым …новым!

– Ну, кто такие «жмурики»? – я вновь дёргаю сестру за руку, уже устроившись в вагоне поезда.

– Это люди, которые зажмурились.

– Почему они зажмурились? Или, может, от чего-то они зажмурились? Объясни мне, Майя!

Мы сидим в купе общего вагона и едем обратно в Тюмень. Сестра сердится и нервничает. Ругает Лёшу, который всё это затеял, ворчит на бабушку, которая сунула меня, несчастную, ей, такой же несчастной.

– Жмурики, это… жмурики – мертвецы, значит! – мужчина на соседней полке, пахнув водкой и овчинным тулупом, весело оскалился. – Ты меня спроси, я тебе всё про жмуриков расскажу.

– А план почему? – обрадовалась я собеседнику.

– Юмор у зеков такой… новогодний. Пошутили они… – встряла в диалог сестра, досадливо поджав губы.

Лукавый соседушка напротив прищурился и, негромко вкрадчиво добавив, просветил:

– У государства свои планы, у зеков свои… им тоже праздника хочется… всяких там перспектив и светлого будущего! Что они, не люди что ли?! – и неторопливо сняв валенки, крепко обдав запахом давно не стиранных носков и не мытых ног, полез на верхнюю полку. Оттуда, громко вздохнув, подытожил:

– Эхе-хе-хе! Всюду жизнь, девоньки!

Утром молча сошли с поезда и молча добрались до бабушкиного дома. А через три дня к самому новогоднему столу вдруг появился Алексей. Все выскочили к дверям, радостные, а он кружил сестру и приговаривал:

– Ох, девчонки! Какие вы у меня молодцы!

Как выяснилось, после Майкиных воплей всё лагерное начальство из конторы вывалилось наружу, на мороз. Вначале все впали в ступор от увиденного и прочитанного, а потом навёлся такой шмон! Нашего Алексея под шумок было решено отправить в отпуск, домой, как говорится, от греха подальше.

Из репродуктора доносится:

– Самолёт приземлился в аэропорту города Тюмени. Температура воздуха за бортом…

Маленький специальный автобус высаживает нас у «Выхода в город», и я вижу бегущего мне навстречу зятя Алексея. Постаревшего и поседевшего. За ним следом – довольная сестра.

– Мы тебе своих козочек покажем. Завтра и поедем! – сестра даёт директиву, Лёша, улыбаясь, заводит машину.

– Может, потом…

– Как это потом?! Завтра! Завтра!

Н-да уж, со старшей сестрой не поспоришь!

– Как ваша черепаха? – вспоминаю я. – У вас была такая миленькая черепашка. Живая?

– Так нет черепахи, – зять, поглядывая в зеркало заднего вида, аккуратно разворачивает машину.

– Как так? Куда дели? – удивляюсь я.

– Да в школу, Катюшке в класс, и отдали. У них там зелёный уголок…

– А чего так? – пристаю с расспросами, желая знать подробности.

Тут сестра вздыхает и смотрит в окно машины, Лёша веселится и налегает на руль.

– Жила она у нас, не тужила. Всё было хорошо! Только вот я решила заняться её личной жизнью, – Майя вздыхает и снова разглядывает пейзаж за окном машины.

– Какой жизнью? – отчаянно не понимаю я.

– Лично, личной, – зять Лёша хохочет. – Черепашьей личной жизнью!

Сестра поворачивается ко мне:

– А что такое?! Я ведь думала, ей скучно одной. Нас вон четверо, у кошки Анфиски есть Василий-дармоед, ну и принесла ей… мальчика… на время.

– То есть принесла черепаху мужского пола, – Алексей развлекается от души.