Рашида Стикеева - Путешествие в обратно

Спустя полгода, имея грустный повод для внеочередного приезда – похороны любимой тётушки, обняв племянницу, я тихо спросила, понимая, что не совсем вовремя:

– Как мамины козы?

– Продали вместе с лесной дачкой, – грустно ответила Катя.

– Кому? – ахнула я

– Так тем же… кавказцам… Папа сказал, что терпение у него закончилось, а вместе с ним и любовь к козлам.

А жаль! Я уверена, погоревав о козах, сестра ринется заводить, разводить, строить, благоустраивать, выращивать что-нибудь ещё или кого-нибудь. И милый зять Лёша будет во всём поддерживать, пока у него снова не закончится терпение.

Поживём, увидим!

В начале лета Таньку выдавали замуж.

Двор, безжизненный пятак земли, выжженный южным солнцем, в окружении четырёх пятиэтажек, с редкими кривыми деревьями, рассаженными от подъезда к подъезду, гудел и волновался:

– Таньку сватать придут! Настоящая сваха придёт! Откуда только нашли? Тут все граждане охвачены ударным трудом. Страна рапортует…

Планы пятилеток сдаются досрочно, а они сваху какую-то придумали!

Всем соседям в округе хотелось знать подробности: что и как, но верный источник отсутствовал. Решено было отправить разведчика к Танькиному отцу.

Папаня этот был известный выпивоха и матершинник. Да и рожа у него была что ни на есть самая разбойничья, разве что чёрной нашлёпки на глазу не хватало.

Никого и ничего не боялся, кроме своей родной и любимой жены. Только она имела над ним безграничную власть. Только при ней рот его закрывался сам по себе независимо от количества и качества принятого горячительного напитка.

А открывался он в любое время суток опять же независимо от погоды, особенно при виде соседки Анны Николаевны. Для него она была наглой и хитрой Нюркой. Ругаться добрые соседи могли сутками напролёт. Благо Нюрка была уже пенсионеркой, а дядь Митя работал сутки через двое. Ругались от души с утра и до вечера с перерывом на обед. Причину столь непримиримых и недобрососедских отношений никто не знал. Все думали, что Нюра знает страшную Митькину тайну и Митька её за это хочет извести, свести в могилу, чтоб, значит, и тайна ушла вместе с ней. А пока весь подъезд развлекался, слушая и наблюдая за весёлой парочкой.

Самое интересное в этой истории то, что с женой дядь Мити – Тамарой – отношения у Анны Николаевны были самые что ни на есть добрые, даже, можно сказать, чуткие и нежные.

Почти каждый вечер перед приходом дражайшей супруги дядь Митя исчезал ненадолго, потом появлялся в дверях подъезда в чистой майке, бритый, умытый. Спокойно кивал соседке, всё той же Нюре, усаживался на скамейку и, важно закуривая, молча поджидал жену со смены. Рядом с ним дворовый пёс Кузьма. В одно время вдруг, к удивлению жильцов, правда, ненадолго стал Кузиной, разродившись тремя щенками, но этот факт нисколько не повлиял на дружбу дядь Мити и вновь восставшего из Кузины Кузьмы. Щенков разобрали.

Весельчак и балагур, дядь Митя долго беседовал с дворнягой на разные «половые» темы под окнами своей квартиры, растолковывая несмышлёной особе деликатные стороны дела, где и был подобран вернувшейся с вечерней смены строгой супругой.

Накануне днём весь двор был уже в курсе Танькиных жизненно важных событий.

Район был новый, наспех сданный. Дома – кирпичные пятиэтажки – сверкали новыми блестящими крышами. Подъезды в домах – свежевыкрашенными входными дверями.

Стариков мало, детей много, родители молодые, все сплошь стахановцы соседнего комбината. И вдруг на тебе – сватовство, сваха самая что ни на есть настоящая. На дворе конец семидесятых. И как такое придумали? Где только взяли?!

Дело шло к вечеру, но народ во дворе не унимался: волновался и с нетерпением ждал главных событий.

Ближе к шести часам во двор неожиданно въехал ярко-красный «москвич». Из машины вышла небольшая делегация, центром которой была немолодая женщина, во всех отношениях яркая: пергидрольные волосы дыбились над головой, синие веки до самых бровей раскинулись над густо накрашенными ресницами. Откидывая неестественно белые пряди, она тянула за концы накинутый на плечи огромный цветастый платок, хотя вечер был по-летнему тёплым. Сваха громко призывно смеялась, запрокинув голову, ослепляя зрителей церемонии морковной помадой и золотыми коронками зубов.

Актёрка задорно оглядела рабочую площадку, охватив взором многоголосый двор, явно готовясь к выступлению. Вслед за ней тянулись: смущённый жених с мятым галстуком на шее и оттопыренным карманом засаленного пиджака, весёлый мужик в смешной кепочке и с большим баяном в руках. Чуть дальше спокойный пожилой мужчина, с цветами, в чёрном костюме, и перепуганная толстушка в яркой косынке.

Соседи подтягивались. За тюлевой занавеской первого этажа небольшой Танькиной квартиры метались тени, а из открытого окна неслись головокружительные запахи: пеклось, жарилось и варилось… Ждали сватов.

На скамейку, прямо под окнами обозначенной квартиры, с весёлыми, но строгими наставлениями был выпущен и дядь Митя. Обласкав верного Кузю – Кузину, весёлый папаша определил значимость предстоящего мероприятия:

– Пропьём сегодня Таньку! Как пить дать пропьём! – и, прищурив правый глаз, начал оглядываться.

Из окна выглянула Танькина голова: ойкнув, исчезла, вновь появилась и вновь исчезла.

Сваты медленно продвигались в сторону подъезда, переговариваясь и смеясь.

По мере их продвижения подтягивалась и зрительная часть, только у подъезда, кроме папаши, пока никто не наблюдался.

Первым не выдержал дядь Митя:

– Том, а Том… Тамара! – зычно и раскатисто позвал он жену, подтягиваясь всем корпусом к окну. – Люди ждут!

В дверях подъезда послышался шум, возня, и на одну-единственную ступеньку вывалились разноцветные взволнованные женщины во главе с Танькиной матерью – Тамарой.

– Милости просим, гости дорогие! – растерянно зачастила она с порога, разве что не кланяясь. – Милости просим!

Весёлая цыганистая тётка двинулась ей навстречу, распахнув платок, придерживая его за широкие концы раскинутыми руками.

– Мы тут мимо проходили, – громко певуче выводила хорошо поставленным голосом сваха. – Дай, думаем, заглянем в это окошко, – сделав паузу, сверкнула глазами, огляделась и повела дальше своё представление: – Да как у вас красный товар, а у нас молодой купец…

Молодая Ритина мама вышла из кухни с чашкой в руках.

– Какой такой ужас, Рита? Иди, умойся, руки хотя бы помой…

– Да вы что, ничего не знаете?

– А что случилось? – тут и серьёзный Риткин папа снизошёл до беседы.

Вышел с газетой в руках. Встал в проёме двери: молодой, высокий, красивый…