Дмитрий Плынов - Обреченный на бескорыстие

В общем, впитывал Володя все эти истории, как губка. И рождались в его душе светлые, лиричные образы, которые положили начало формированию его тонкой душевной организации. Без того достаточно восприимчивый и немного сентиментальный, он стал себя представлять то драматическим актером, играющим «неповторимо» – Гамлета, то поэтом-лириком, выступающим перед огромной аудиторией, то художником, при жизни ставшим невероятно знаменитым.

Весь этот эмоциональный всплеск (или, как говорят психологи, «фон») формировал у Володи новые взгляды, ценности, стал придавать его натуре философский оттенок. В силу его возраста выглядело это как-то несуразно, не откровенно, даже немного фальшиво. Хотя сам Владимир так не думал. Он был уверен, что вся его жизнь обречена на успех. Казалось ему, за что бы он ни взялся, это будет обязательно великим делом, которое принесет ему известность и славу. И в помощь всем этим размышлениям были мелодраматические рассказы Марины Игоревны. Вообще, эти беседы-рассказы стали новой страничкой в жизни Владимира. Ведь до этой встречи он никогда и ни с кем не говорил на подобные темы, а тем более с человеком намного старше его. У Марины Игоревны дочери были его возраста.

Именно теперь в Володиной голове возникали параллели похожестей и разностей, параллели семейных ценностей и дефицита времени. Сложная и напряженная жизнь его отца и матери внесла свои коррективы в их взгляды на повседневный быт и взаимоотношения «отцов и детей». Володин папа, Алексей Геннадиевич, всю свою жизнь воевал, в прямом смысле этого слова. Воевал на тех войнах, о которых даже теперь мало что известно, а мама, Ирина Яковлевна… Мама постоянно его ждала и воспитывала двух сыновей – Володю и его младшего брата Антона. Вот вам и ответ на вопрос, «как закалялась сталь» в отдельно взятой ячейке общества.

Соответственно, проявление нежности расценивалось как слабость, как недопустимость, как возможность уйти от реалий.

Строгость – вот что могло закалить, и защитить, и воспитать, и направить. Из-за этого Володя не переставал их любить и даже очень гордился, что у него такая семья. Гордиться было чем!

Первый трудовой коллектив, где пытался самоутвердиться Владимир, резко отличался от остального, что до тех пор его окружало. Был еще один человек в ГИПД, мужчина, только Владимир его почти не запомнил. Даже имени. В памяти – большой нос, огромные рыжие усы, нездоровая худощавость, при росте около метра шестидесяти. Привидение. Точно! Он вечно неожиданно пропадал и так же неожиданно появлялся. На первых порах, из чувства мужской солидарности, Володя пытался наладить контакт именно с ним.

Не тут-то было. Начав беседу на отвлеченную тему или же по вопросу рабочего процесса, Володя получал односложный ответ и терял «длинный нос» из вида. Даже какой-то азарт овладел им: «Как это, я и не могу расположить к себе человека?». Этому удивлению были веские основания – Владимир обладал способностью находить контакт с кем угодно и когда угодно. Эта способность была фактически врожденной, его отцу так же удавалось найти общий язык хоть с дворником, хоть с министром. Это качество Володя считал чуть ли не самым главным. Возможно, он был прав, по крайней мере, именно способность проявлять неподдельный интерес к человеку и искренне сочувствовать ему была приобретена им именно через это качество. И вот в случае с сослуживцем обычным талантом не обошлось. Пришлось приложить множество усилий, прежде чем состоялся контакт. В конце концов Владимиру Алексеевичу это удалось, помог случай.

В осенний период, когда сельское хозяйство, как обычно, не справлялось с внезапным обилием урожая в отдельных областях, всех деятелей умственного труда послали на помощь. И посыл этот был ожидаем, хотя радости среди рядового населения Центра не наблюдалось. Приходилось выползать из теплых, насиженных норок, отказываться от модельной обуви и традиционных напитков в фарфоровых чашках.

Взамен увеличение рабочего дня на время выезда в автобусах, ходьбы пешком по разбитым дорогам, потому что «колесо», «карбюратор», «машину на ремонт пора» и «вообще мне вас еще назад везти». Вечный бой, к которому не каждый приучен, и тем более не за свое. Правду говоря, к обеденному времени у многих почему-то наблюдалась радость и искорки в глазах. Нетрудно догадаться, что не единым чаем термос полон. Владимир Алексеевич в то время не был приучен к употреблению спиртного, однако, с какой целью он и сам не знал, всегда имел при себе не очень большую фляжечку с коньяком. В родительском доме этого благородного напитка было предостаточно.

Освоив одну четвертую часть участка, выделенного на коллектив, в котором трудился Владимир, бойцы за урожай направились к месту отдыха. Разложив на свежих газетах, с партийными лозунгами о «догоним» и «перегоним», вареные яйца, бутерброды с колбасой и еще с чем-то домашним, у кого-то возникла мысль, что как-то зябко и сыро, не заболеть бы. И чудесным образом к трапезе появился дополнительный термос, который тут же придал бодрость духа и свежесть взглядов присутствующим. Наблюдая за происходящим, «длинный нос» тяжело вздохнул и произнес, почти шепотом и с нотками отчаяния: «Я бы с вами с удовольствием, да вот только водку не могу, как-то организм не принимает…

Коньячку бы грамм сто…». Недолго думая, наш Владимир Алексеевич, как фокусник, легким движением руки преподнес заветные граммы своему неразговорчивому коллеге. О чудо! Стоит ли акцентировать внимание на том, что именно Володя стал для «рыжеусого длинноноса» самым близким человеком на земле, которому можно доверить любые служебные тайны и домашние секреты! Да! Воистину «дорога ложка к обеду»!

Позже Владимир Алексеевич расскажет мне, что как-то нашел фото, на котором был запечатлен его первый рабочий коллектив, где на обороте подписи, среди которых – Игорь Сокол. И еще он вспомнит, что Игорь всеми фибрами души обожал всех женщин в целом, что его отчество Израилевич и что он очень не любил евреев.

Все шло своим чередом. День за днем. Работа – обед, учеба – ужин, выходные – за город. И ничего примечательного! В Университете каждый был занят своим делом, своими мыслями. Сокурсники Владимира – люди, как правило, взрослые, семейные. Получать свое высшее образование были направлены с мест трудовых подвигов, за великие заслуги в области литературы, педагогики, журналистики. Так случилось, что вечернее отделение филологического факультета в обозначенном учебном заведении – это некий симбиоз. Здесь учились и учителя средних школ, и руководители библиотек, и различные корреспонденты многотиражек, и даже фотографы. Всё дело в том, что факультета журналистики в Университете не было. Филфак давал специализации, под названием «отделения». Вот и Владимир Алексеевич учился на филологическом факультете, отделении «журналистика». Почему именно так? А кто его знает? Выбор был за ним. Когда, после поступления, заполняли очередные анкеты по профилю, Володя указал журналистику. На том и решили.