Бахор Рафиков - Мастерская

Франц задумчиво встал у окна, взирая на пейзаж города и словно мысленно сливаясь с ним в одно целое. Минут через пять его соседи поняли, что это надолго.

– Думаю, нужно немного вздремнуть… – сказал Антуан. – Если верить тебе, то скоро рассвет, а я, увы, уже не могу спать при первых лучах солнца.

– А Франц? Так и оставим его? Он как будто оцепенел.

– Наверное, убежал в свой мир. Мы привыкнем со временем, – улыбнулся Антуан. – Я чувствую, что нам еще предстоит многое узнать друг о друге.

– Писатель, художник и музыкант… Три творческих человека в одной комнате. Что же из этого выйдет?

Антуан вспомнил слова Франца и снова усмехнулся.

– Творческий симбиоз.

Как только первый солнечный луч коснулся лица Антуана, он вскочил с кровати.

– Ненавижу тебя, – прошипел он солнцу за окном.

Откинув длинные волосы со лба, он посмотрел на спящих сожителей. Франц, видимо, сам вышел из своего оцепенения ночью и сейчас мирно посапывал на своей кровати. Антуан встал, умылся, надел свой длинный плащ и, захватив скрипку, вышел из комнаты.

Оказавшись на аллее, он сразу же запрокинул свой инструмент на плечо, в другую руку взял смычок, и на некоторое время закрыл глаза.

– Настало время для утренней симфонии, – прошептал он.

Люди, которых на аллее, несмотря на ранний час, было немалое количество, шли и удивленно таращились на молодого скрипача, идущего прямо на них и стремительно рассекающего своей музыкой утреннюю умиротворенность города. По его блаженному лицу было видно, что ему абсолютно наплевать на прохожих, на гневные крики с окон близлежащих домов, на то, что его смычок иногда проносится в нескольких сантиметрах от лиц людей. Антуан играл и думал о том, что, скорее всего, все они, Франц, Александэр и он сам, все они в какой-то степени эскаписты. Каждый стремится убежать в свой мир, один – в мир музыки, другой – в мир картин, и третий – в мир своих мыслей, которые затем можно было бы воплотить на листе бумаги. Хорошо это или плохо… На этот вопрос нет однозначного ответа. Есть только сам факт того, что они такие. И теперь они все живут под одной крышей.

Александэр тем временем уже малевал на листе бумаги, одной рукой орудуя кисточкой, а другой жуя булочку с маслом. Франц, потягиваясь, поднялся с кровати и встал сзади него.

– Рано ты начал творить, – заметил он.

– Это что-то вроде утренней зарядки для меня. На скорую руку набросать что-нибудь этакое, несерьезное.

– И Антуан куда-то ушел со скрипкой, – заметил Франц, оглядываясь по сторонам. – Я на вашем фоне чувствую себя бесполезным юнцом, ребята.

– Не бери в голову, это наше первое утро. К тому же, мне скоро нужно бежать – у меня пара в университете.

– А мне нужно отправиться в издательство, где когда-то работал мой отец. Я хочу отдать им рукопись одного из своих романов на рассмотрение. Для меня очень важно устроиться на работу именно туда.

– Однако! Хорошее начало для человека, вчера приехавшего из другой страны!

Дверь открылась, и вошел Антуан со скрипкой на плече.

– Утренняя симфония, – пояснил он, заметив выжидающие взгляды соседей. – Просыпаясь, я первым делом выхожу на улицу и играю на ходу. Не то, чтобы что-то шедевральное, скорее, несерьезное. Так сказать утренняя зарядка для…

– Да вы издеваетесь, – прошептал Франц, откидываясь обратно на кровать.

Антуан открыл ключом дверь и вошел в свою квартиру. Немного постояв, он достал чемодан и принялся запихивать туда некоторые свои вещи. Прошло лишь несколько минут, как он заметил маму, прислонившуюся к двери и наблюдавшую за ним.

– Далеко собрался?

Антуан откинул волосы со лба и широко улыбнулся. Раз природа одарила его тридцатью двумя белоснежными ровными зубами, их нужно было непременно использовать при подобных случаях.

– Не так далеко. Улица Воронцова, дом 17. Здание старой частной школы.

– Антон, ты нормальный?

– Наверное, не совсем… если судить по твоему тону…

– Хватит ухмыляться! Твои постоянные гулянки со скрипкой я терплю уже девять лет! А теперь ты вообще собираешься уйти из дома?

– Мама, успокойся… Я нашел замечательных творческих людей, художника и писателя, и решил снимать с ними небольшое помещение… мы ее мастерской назвали…

– Они наверняка наркоманы? И ты вместе с ними?

– Да нет же, нет. Они вполне нормальные. Правда один из них иногда может застывать неподвижно на несколько часов, но…

Мама всплеснула руками.

– Антон, у тебя большая квартира, любящие тебя родители, ты никогда ни в чем не нуждался. Зачем ты хочешь променять все это на заброшенную каморку невесть где и невесть с кем? И прекрати уже улыбаться! Или ты думаешь, что раз у тебя белоснежные ровные зубы, ты можешь…

«…использовать их в подобных случаях, да-да» – подумал Антуан, – «Ты читаешь мои мысли?»

– …иметь за плечами лишь школьное образование в двадцать два года! Тебе давно пора поступать в университет, в институт, хоть куда-нибудь! Ты даже не работаешь!

– Красивая музыка требует жертв, – пожал плечами парень.

– Чего ты добился за все это время? Какие плоды принесла тебе твоя скрипка?

Антуан молча подошел к матери и положил ей руки на плечи.

– Иногда требуется достаточно много времени для того, чтобы плод созрел. И стал самым спелым из всех, что ты когда-либо пробовал. Я обещаю тебе мам. Когда-нибудь ты будешь мною гордиться. Когда-нибудь ты будешь сидеть в первом ряду в огромном концертном зале и смотреть, как твой сын на сцене держит публику в изумлении своей музыкой. Этот момент настанет. Непременно.

Мама долгое время смотрела на него, усмехнулась и взяла из его рук сумку.

– Не умеешь ты ничего укладывать…

Александэр сидел на паре и скучающим взором смотрел на преподавательницу по социологии. Молодая девушка рассказывала настолько неинтересные для него вещи, что он уже успел мысленно нарисовать несколько картин. Он частенько проделывал это тогда, когда необходимо было занять себя чем-то и абстрагироваться. Некоторые зарисовки он даже потом переносил на настоящий лист бумаги или холст по возвращении домой. Три картины в его воображении были нарисованы, Александэр вновь обратился к действительности, дабы убедиться, что ничего важного он не пропустил.

– …таким образом, данный пример прекрасно иллюстрирует девиантное поведение.

Александэр резко превратился в слух. Он перехватил слово «прекрасно», и оно оказало странное воздействие на него. Теплая будоражащая сознание волна пробежала по его телу. Отстраненный стеклянный взгляд на девушку сменился заинтересованным. Только сейчас он понял, что перед ним не просто преподаватель по социологии, а великолепный объект для живописи. Ее волосы переливались в лучах солнца, губы поминутно увлажнялись языком и скулы двигались вверх и вниз, в особенности при произношении длинных слов. Непременно нужно ее нарисовать… Александэр мысленно сделал некоторые наброски и раздраженно сломал карандаш. Он не мог рисовать людей в своем воображении. Какая досада… Он теперь не мог спокойно сидеть; мысль о том, что он обязан нарисовать эту девушку, прочно овладела им, не давая отвлечься на что-то другое.