Бахор Рафиков - Мастерская

По окончании занятия, когда студенты бурным потоком покидали помещение, Александэр специально замешкался с сумкой, чтобы остаться наедине с преподавателем. Девушка, выключив проектор, кинула на него взгляд.

– Александр, быстрее. Мне нужно закрыть аудиторию.

– Светлана Николаевна… как бы вам сказать… у меня есть к вам разговор.

– Так… Я слушаю.

– Это не касается социологии.

– Я все еще слушаю.

Александр не знал, как ему правильно донести свою мысль до девушки, чтобы она адекватно отреагировала. Помолчав некоторое время, он посмотрел ей прямо в глаза, увидел в них нетерпение и понял, что лучше всего сказать все напрямую.

– Я хочу нарисовать вас.

Франц устало ввалился в мастерскую, где застал Антуана, бешено играющего на скрипке. Услышав скрип двери, он обернулся, затем посмотрел на свою скрипку в руках и закричал.

Франц ошарашено уставился на него.

– Что за…

– Ты пришел в самый неподходящий момент! Я упустил его! Я упустил этот проигрыш! О боже, какой это был переход! Я несколько часов пытался до него дойти!

– Все, успокойся, – рявкнул Франц, у которого уже начинала болеть голова от истерического монолога Антуана. – В следующий раз просто скажи, когда тебя нужно оставлять одного, я где-нибудь погуляю.

– Да… да все нормально… Я успокоился… Извини, я просто действительно долго искал нужный проигрыш.

– Ничего, я понимаю, – ответил Франц, присаживаясь на свою кровать. В голове у него мелькнула мысль, что неплохо было бы сесть в кресло, но его здесь не было. Надо купить кресло.

– Как поход в редакцию? – спросил его Антуан.

– Я оставил Надежде свои работы. Несколько произведений. Приятная женщина. Думаю, она их оценит. В среду нужно будет узнать ее вердикт.

– У тебя все получится. Я тут почитал несколько твоих романов. Они восхитительны.

– Когда ты успел?

– Сегодня. Я быстро читаю.

– Ты, наверное, пропускаешь описания.

– Эмм… да.

– Это большая ошибка. Так ты никогда не постигнешь всей глубины произведения и его авторской индивидуальности.

– О боже, не начинай. Для меня главное – сюжет.

Дверь открылась, и в комнату деревянным шагом вошел Александэр. Не заметив соседей, он проплыл к своей кровати и рухнул в нее лицом вверх. Несколько минут он смотрел в потолок, не откликаясь на вопросы Антуана, все ли с ним хорошо. Затем он медленно поднялся и сел.

– Нет, – ответил он. – Все плохо.

– В чем дело? Что-то случилось в университете?

Александэр помолчал некоторое время и затем рассказал им про то, что было на паре по социологии.

– И ты прямо так ее и спросил? – удивился Франц.

– Да…

– А я тебя недооценивал, Пикассо, – усмехнулся Антуан. – И что она?

– Переспросила меня. Я повторил. И затем ее взгляд изменился.

– Она рассердилась?

– Нет… что-то другое… это был совсем другой взгляд… не то, что я хотел нарисовать.

Александэр уставился в стену, словно вспоминая ужасные вещи.

– Ну, так что было потом?

– Потом? Она предложила поехать к ней. Чтобы я мог ее нарисовать.

– Так… – протянул Антуан, медленно поднимаясь с места.

– И там мы с ней…

– С ума сойти! – радостно завопил Антуан, отбросив скрипку и вскочив на ноги. – Просто невероятно! Александэр, ах ты изобретательный хитрец!

Франц не разделил восторг музыканта. Он продолжал смотреть на Александэра, который сидел в подавленном состоянии.

– Я не хотел этого, – тихо произнес он. – Я просто хотел ее нарисовать.

Улыбка растаяла на лице Антуана, и он перестал неистово прыгать на месте.

– Что? Что? Ты действительно хотел ее просто нарисовать?

– Ну да.

– Даже если так… неужели ты не рад, что события повернулись таким образом?

– Совсем нет. Я не хотел этого. Ее образ был такой загадочный… такой манящий. Она идеально смотрелась бы на холсте акриловыми красками. Но теперь она убила во мне это желание. Я будто бы брошен в комнату, где только мрак и пустота. Я не хотел этого… Не хотел…

Антуан переглянулся с Францем.

– Да что это с ним? – обратился он к писателю, – Не каждый день преподавательница зовет тебя к себе на…

– Боже, Антуан, ты невыносим. Иди лучше играй свою…

– Точно! Вечерняя симфония! – вскричал Антуан, вновь вскакивая на ноги. Захватив скрипку, он выбежал из комнаты.

– Добрый день!

Франц вошел в просторный кабинет.

– А, Франц! Да-да, помню, заходите.

Надежда отложила свои бумаги и подняла голову на юношу, который сел напротив нее с выжидающим взглядом.

– Ммм… Франц… я прошлась по вашим романам… стихам… они хороши… очень даже хороши…

Франц почувствовал смену погоды.

– …но… как бы вам сказать… это не совсем то, что нужно читателям.

– Что вы имеете в виду?

– В ваших произведениях этакий чистый неприкрытый романтизм, тема искренней любви и совершенства мира так и сквозит через каждую строку. Вы… как бы помягче сказать… слегка промахнулись во времени.

– Слегка это как?

– На пару веков точно.

– Вы считаете, людям сейчас неинтересны подобные произведения?

– Я бы не говорила так, если бы точно не была уверена. Мы уже экспериментировали с похожими историями. Они не пользуются спросом. Зато книги, полные насилия и разврата, расходятся на ура. Согласна, печальное зрелище, – пожала плечами Надежда, поймав отчаянный взгляд Франца. – Но что поделать – мы живем в такое время. Мне действительно было невероятно скучно читать, как ваша герцогиня ехала в карете и вспоминала робкий поцелуй сына слуги, пробравшегося к ней в комнату; но я с упоением читаю книгу Владислава Развро, где главный герой срывает одежду с девушки и страстно занимается с ней любовью прямо в ее машине. Уж простите меня за мою прямоту.

Франц сглотнул комок и постарался придать своему лицу безмятежное выражение.

– Понимаю.

– Поэтому… я даже не знаю… с вашим отцом у издательства были очень теплые отношения, мы публиковали множество его книг, но, опять-таки… тогда было совсем другое время. Вот если бы… если бы вы слегка изменили свои произведения… вдохнули в них прелестей современной жизни… тогда, возможно, у нас с вами будет совсем другой разговор. Попробуйте. У меня ощущение, что вы предпочитаете абстрагироваться от внешнего мира. Не надо. Войдите в него. Оцените его. И напишите о нем.

Франц шел по улице, буквально разрываясь от бессильной обиды и бешенства. Как она могла так отозваться о его романах? Он вложил в них свою душу. Они отражают тот мир, который должен быть. А не то, что сейчас вокруг него.

Войдите в него. Оцените его.

Франц попытался вглядеться в детали окружавшей его городской обстановки. В целом, здания Петербурга ему очень нравились. Особенно те, от которых отдавало стариной. Но, как только в поле его зрения попали рваные джинсы на девушке, татуированный парень с сигаретой в зубах и матерившийся на пешехода водитель автомобиля, Франц закрыл глаза и присел на ближайшую скамейку, почувствовав знакомое головокружение. Он точно не принадлежит этому миру. Но ему нужна эта работа. Нужно это издательство. Значит, необходимо научиться играть по правилам этой жизни.