Алгебра Слова - Студия

– Пойдем, покурим?

Тот удивленно глянул на Семеныча:

– Ты шутишь?

Семеныч удивился:

– Нет. А что тут смешного?

– Лучше кофе попей!

– Я не хочу кофе. Я его, наверное, несколько литров выпил.

– Тогда поешь.

– Я не хочу есть. Я курить хочу.

– У нас не курят.

– Кто у вас не курит?

– Никто у нас не курит!

– Да? Тут такое большое количество людей, и ни один человек не курит? – Семеныч внезапно разозлился. Адреналин моментально разрушил то состояние полублаженства, в котором он находился в течение последних нескольких часов. Сознание его немного прояснилось, и он ощутил сильную горечь во рту, вызванную огромным количеством выпитого кофе и лепешек, которые все вокруг периодически жевали, не отрываясь от своих занятий.

Выйдя на улицу, он закурил. С каждой затяжкой создавалось впечатление, что его мозг выходит из туманного забытья. Семеныч словно прозревал, одновременно ощущая наваливающуюся усталость и опустошенность.

«Что за черт? – раздумывал Семеныч, ища разумное объяснение происходящему. – Что-то тут не так! Что же?»

Смутное впечатление неестественности не давало ему покоя. Услышав негромкое жужжание, Семеныч поднял голову вверх и увидел черное колечко видеокамеры, наблюдающей за ним.

– Что же вы тут устроили? – усмехнулся Семеныч и, выдохнув густую струю табачного дыма прямо в видеокамеру, бросил окурок, потушив его подошвой ботинка.

– Где она? – спросил он женщину, сидевшую за столиком возле входа.

– Кто она? – поинтересовалась та.

– Где девушка, с которой я сюда пришел?

– Вы? Но вы же сейчас один вошли?

– Сейчас один, а до этого…

Семеныч внезапно понял, что ничего не добьется: «Что-то Катя мне говорила, уходя… Черт, не могу вспомнить!»

«…я тут рядом. Через три двери направо…» – наконец в памяти вспыли ее слова. Семеныч поднялся на второй этаж, нашел кабинет, где он записывал музыкальные фрагменты для виртуального мира, отсчитал три двери направо, и открыл дверь. Катя сидела перед огромным экраном, на котором здоровенный тигр разинул пасть и сделал прыжок. Зверь замер с оскаленной пастью. Катя дернула мышкой, нервно нажала клавиши зависшего компьютера.

– Пошли отсюда! – Семеныч схватил ее за руку.

– Я никуда не пойду! – Катя смотрела на Семеныча, но ее взгляд не выражал узнавания, словно ее сознание оставалось где-то там, внутри монтажной ленты компьютерной программы.

– И не иди! – Семеныч наклонился, схватил ее в охапку, поднял на руки и быстрым шагом вышел с ней из кабинета. Катя пыталась сопротивляться, отталкиваясь и брыкаясь. Семеныч поцеловал ее в губы, и она затихла, обняв его за шею.

– Мы уходим, – твердо сказал Семеныч, опустив ее.

– Можно я останусь? – попросила Катя.

– Поздно. Я даже не знаю, сколько сейчас времени. Соломону надо позвонить. Пойдем. Мы еще завтра придем, – мягко уговаривал ее Семеныч.

– Я кофе возьму себе. Я пить хочу, – Катя сразу направилась к автомату, как только они оказались в холле.

– Не надо этого кофе! Уже дурно от него! – Семеныч потянул ее за руку.

– Я пить хочу! – вдруг разозлилась Катя, выдернув руку. – Мне попить тоже нельзя? Вот воды хоть возьму.

С этими словами, Катя мимоходом схватила одну из бутылочек воды, которые стояли на высоких подставках, рядом с булками и лепешками. Пока Семеныч соображал, что тут тоже может быть какая-то загвоздка, Катя открутила крышку и, жадными глотками выпила воду. А пустую бутылочку швырнула за стенд с прессой.

– Ты что вытворяешь? – удивился Семеныч.

– Мне показалось, что там должно быть мусорное ведро, – пожав плечами, спокойно ответила Катя.

– А если там диван и люди на нем? – Семеныч почувствовал, что он снова начинает вваливаться в это блаженство-отрешенность-забытье.

– Да? Ну что ж, пойду, извинюсь, – ответила Катя и двинулась к стенду.

– Все. Не надо, пошли отсюда. Мне что-то плохо становится, пойдем на улицу, – заторопился Семеныч, намереваясь скорее выкурить сигарету, чтобы опять взбодриться.

– Нет, погоди. Вдруг там люди, и я их убила? Бутылкой? А что если там не один человек? А двое? Ой, – Катя остановилась, и ее глаза испуганно расширились. – А если я троих прикончила?

– Все, мы уходим. Мне плохо! А тебе, по-моему, еще хуже, – пробормотал Семеныч. Но Катя все-таки успела забежать за стенд, и оттуда послышался ее смех.

– Семеныч! Там мусорное ведро!

Семеныч крепко взял Ее за руку:

– Пошли.

– Пить хочется! – Катя упрямо схватила другую бутылочку, но Семеныч резким движением отобрал ее и зашвырнул за спину в сторону стенда.

– Семеныч?!

– Там же ведро.

– Нет, я пошутила. Семеныч остановился. Дернул Катю за руку.

– Наплевать мне уже, что там.

– Ну не сердись! Там мусорная корзина. Не сердись. Пусти, мне руку больно, ну, пусти, пожалуйста. Уходим, уходим, если ты так хочешь, уйдем.

Когда они вышли на улицу, Семеныч сразу прикурил сигарету, потому что почувствовал, что только так придет в себя окончательно. Катя мотнула головой, прижалась к его плечу, потом дотянулась, привстав на цыпочки, и поцеловала в висок.

– Семеныч, какая ночь теплая! А как мы сейчас пойдем по темноте? – потом нагнув его голову, прошептала на ухо: – Я в туалет хочу. Покури пока, а я сбегаю обратно.

– Нет, – твердо сказал Семеныч. – Обратно не пойдешь.

– Но я очень хочу.

– На улице темно и никого нет. Иди, где хочешь. А я покурю.

– Совсем, что ли, с головой у тебя не хорошо? – обиделась Катя и пошла наперерез в неосвещаемую сторону кустов.

Семеныч докурил, но Катя не возвращалась. Почувствовав неладное, он пошел за ней. Чиркнул зажигалкой и при неярком свете короткого пламени пытался хоть что-то разглядеть. Услышав вдали легкое движение, Семеныч, отодвигая свисающие ветви, стал с трудом протискиваться через многочисленные ряды плотных кустарников.

Катя сидела на невысоком каменном парапете, отделяющем канал. Она сидела, вся сжавшись, обхватив руками колени и наклонив к ним голову. Семеныч провел ладонью по волосам:

– Маленькая! Что ты? Что с тобой?

Она приподняла голову и посмотрела на Семеныча сверкающими от слез глазами:

– Я не знаю. Мне страшно.

Семеныч присел рядом и обнял ее за плечи:

– Что случилось? Почему тебе страшно? Ведь ничего плохого не происходит…

– А что происходит?

Семеныч задумался и затем медленно ответил:

– Я не очень понимаю, что происходит, честно говоря. Вроде бы даже и наоборот. Творческие занятия. Интересные проекты…

– Как-то искусственно все это. Как будто их доят.

– Кого доят?

– Людей! Как будто всех этих людей, которые работают в студии, насильно заставляют всем этим заниматься.

– Но ведь никто никого не заставляет? И нас ведь никто насильно не заставлял заниматься. Меня никто не заставлял заниматься музыкой. Тебя никто не заставлял заниматься этим виртуальным тигром. Вот только с кофе что-то не то.