Алгебра Слова - Студия

Уже после, когда они нашли местного фельдшера, и были в относительной безопасности, земля содрогнулась несколько раз, а над городом высоко поднялось оранжевое марево чудовищного заката на рассвете.

Катя очнулась на мгновение, посмотрела в глаза Семеныча, где бездонное небо и бескрайнее море вновь пообещали ей о том, что все будет хорошо. И бессильно закрыла веки.

– Неси ее в дом, – сказал пожилой мужчина. – Я пока подготовлю все.

– Это вещество, которое рассыпано по городу. Не… Не наркотическое?

– Нет! – ответил мужчина, открыв шкафчик в сенях. Он доставал марлю, вату, пузырьки с йодом и спиртом. – Очень жаль, что так случилось. Соломона жаль. Так он боролся за производство этого лекарственного средства. У меня ведь были случаи, когда астма переходила в легкую кашлевую форму посредством приема этого порошка, не требуя больше применения гормональных препаратов. А теперь, не знаю, что с Соломоном будет. Не завели б дело уголовное по факту хранения опасного вещества. Ну, может, обойдется. Мужик он крутой. Заплатит, кому надо. Город жаль.

Семеныч вытер пот со лба и взглянул на Катю. Она была без сознания.

«Как все-таки дорого стоят ошибки… Маленькие и большие. Мои и твои. Свои и чужие», – поразился он.

– Уйди, – попросил мужчина Семеныча, войдя в комнату с инструментами, которые звенели в тазу. – Нет у нее аллергии?

– Нет… – Семеныч неохотно отпустил ее руку и отошел.

– Все нормально будет. Выкидыш, с кем не бывает. Молодая, здоровая. Еще родите. Самое главное, вовремя успели. У меня побудете некоторое время, я за ней пригляжу. Иди, погуляй пару часов.

Семеныч опустился на корточки перед закрытой дверью и долго сидел, слушая, как в комнате металлические инструменты с равнодушным стуком громко лязгали о жестяной таз.

«Все будет хорошо, – тяжело отстукивало его сердце. – С ней все будет хорошо».

Очнувшись, Катя не вставала несколько дней и ночей, от еды и питья напрочь отказывалась. Она лежала на постели в доме фельдшера, отвернувшись к стене. Просыпалась и лежала, почти не двигаясь, ждала, пока опять уснет. Семеныч изредка трогал ее за плечо, но Катя, передернувшись, сердито сбрасывала его руку. Он не знал, переживала ли она за потерянного ребенка или в полузабытьи услышала о том, что вещество оказалось безопасным, а может, ее мучила боль…

Семеныч не отходил от нее, устроившись на жестком топчане в узкой комнатушке. Тупо смотрел на вытянутую фигуру Кати под одеялом и ждал.

Время превратилось в вязкую, серую паутину, растягивающуюся и сжимающуюся в соответствии с неким, только ему самому понятным, алгоритмом…

«Не трогай ее, – говорил фельдшер, когда заходил в комнату. Он осматривал Катю, выгоняя Семеныча поесть. Но тот выходил за дверь и возвращался обратно. При нем Катя отказывалась общаться с доктором. – Дай ей время».

«Время…» – растерянно молчал Семеныч, думая о том, что в Москве рвет и мечет начальник и волнуется жена, которая не знает, что и думать. Семеныч не звонил им. Он не знал, что сказать. Нельзя рассказать людям, которые послушно ходят на работу и примерно ложатся спать в своих кроватях, что его девушка в беде и отчаянии. Его любимая, уничтожившая город. Его душа, которая рвется. Его музыка, которая вечно звучит в сердце. А оправдываться и лгать у Семеныча почему-то теперь не поворачивался язык. Сейчас все стало неважным, кроме того, чтобы с Катей было все в порядке. Семеныч понимал, что потом лестница значимости снова крутанет своими ступенями, и потом придется себя чувствовать еще хуже. Будет просто омерзительное состояние, когда они вернутся. Ведь, наверняка, его все потеряли в сгоревшем городе. А телефон Семеныч отключил. Ложь зачастую мучает хороших людей, заставляя их лгать еще больше. Словно яма, которую, чем больше роешь, тем больше она становится, превращаясь в пропасть или собственную могилу.

С бог знает, каким по счету рассветом, в комнатке без окон, Катя откинула одеяло с плеч и повернулась к Семенычу. Они смотрели друг на друга уставшими глазами, под которыми пролегли глубокие тени.

«Она справилась. Я справился. Мы справимся, – одежда Семеныча была сильно измята, на лице щетина. Он поднялся с топчана и подошел. Встав на колени возле постели, Семеныч носом дотронулся до Катиной щеки.

– Вижу, дела налаживаются, – неслышно вошел в комнату фельдшер. Они обернулись. – Баня истоплена. Завтрак горячий. Подъем.

– Семеныч, а где ты машину взял? – Катя расположилась у него на коленях, водя пальцем по черточкам его лица. Она склоняла голову то на один бок, то на другой, заглядывая Семенычу в глаза. Он сидел на земле, привалившись спиной к шершавой коре толстого дерева.

– У домика Соломона, она с ключами в замке стояла, я разбил окно и поехал.

– А почему он ничего не сказал, когда мы к нему приезжали той ночью?

– Богам не нужны машины, наверное. Они нужны людям, – предположил Семеныч. – Ты лучше расскажи, сколько тонн порошка ты подарила ветру? И каким образом?

– Проще простого, – грустно ответила Катя, вздохнув. – Я пробралась в подвал студии, а из него выходили такие здоровые турбины с фильтрами, откачивающие воздух из помещения или для чего-то еще, не знаю. И стоило только открыть камеры и вспороть мешки, как эта мука сама засасывалась в них и улетала струей на улицу. Прямо вверх!

– Наверное, это была часть вытяжной вентиляции. А в подвал как проникла?

– Еще проще. Одна из этих труб не работала. Я проползла через лопасти. Ты знаешь, я, если честно, не понимаю, что меня сподвигло это сделать. Все эти дни я была в каком-то неясном состоянии. Меня сильно взбесил тот факт, что он потчевал наркотиками весь город. Но я еще до конца не уверена, что он ничем не травил людей в студии. Они на самом деле выглядели не очень адекватными. Или мне так показалось? Такое ощущение, что в этом городе, в те дни я была в сильном опьянении. Или во сне.

Семеныч промолчал.

– А попить осталось?

– В багажнике посмотри, там должно быть еще пару бутылок воды.

– Пить очень хочу, – Катя слезла с ног Семеныча и пошла к машине. Открыла багажник, заглянула внутрь, рукой шаря по пакетам. Достала один и оглянулась назад. – Семеныч, не спи!!!

Семеныч чуть приоткрыл один глаз и улыбнулся:

– Я быстро, пока ты пьешь.

Нежное солнце, ранним утром застенчиво поднимаясь из-за горизонта, обещало новый день в старом мире, который все же был не так уж плох. И сегодня Семеныч с этим согласился, проваливаясь в дрему.

– Се-ме-ныч! Семеныч!!! Се-ме-ныч!!! – через минуту новый день нетерпеливо тормошил и радостно дергал Семеныча за руки.

– Что, милая?

– Да открой ты глаза!

Когда он послушно поднял веки, Катя стояла над ним с пакетом в руках, который был перевязан бечевкой крест-накрест. Она дернула зубами узел веревки, и на Семеныча посыпались аккуратно упакованные, пухлые пачки зеленых банкнот.