Олеся Мовсина - Путем таракана

– А начальство ваш смех случайно не раздражает? – продолжал Цезарь, понимая только, что они куда-то вместе идут.

– Фу, да я сама тут начальница, – скороговоркой бросила она, полезла в кармашек за телефоном и что-то ответила туда, при этом придерживая двумя пальцами Цезаря за рукав, чтобы не ушёл. Потом, как бы уже прощаясь с ним, на бегу спросила: – Вы ведь, Цесарь Цесаревич, где теперь? Не у родителей живёте?

Ему бы соврать и отделаться, а он сказал:

– Сегодня ещё у родителей, а потом, наверное, подыщу квартиру и перееду.

Инна перестала убегать, удивлённо-радостно вытянула лицо и переспросила:

– Вам нужна квартира? Однокомнатная? А я как раз свою хотела сдавать. Приходите сюда к семи часам вечера, я отвезу вас и покажу.

Цезарь галантно поклонился в ответ, сам ещё не понимая, отказывается он от предложения или принимает его.

Да, иногда я забываю, куда я иду или что я сейчас должен делать.

Нет, прямо сейчас я помню. Я должен рассказать вам маленький кусочек своей жизни, своей души, как вы просили меня. В день по кусочку. Не знаю, что это даст. Мне кажется, что чем больше я вам рассказываю, тем меньше сам про себя понимаю. Как будто начинаю запутываться от слов. Если бы вы попросили меня написать уравнение о моей жизни или начертить график, может, из этого что-нибудь и вышло бы, а так…

– Что случилось? Да ничего. Сколько я себя помню, мы всегда так жили, – он застал-таки сестру дома одну, но вытянуть на беседу эту дикарку оказалось непросто.

– Вот этого мне не надо, подружка, – Цезарь не пытался вспомнить, как разговаривал с Лилей прежде, тогда она была совсем другим человеком. Он наугад взял какой-то тон и пошёл напролом. – Девушки в девятнадцать лет только и думают о том, что нечто случилось, даже если живут в раю. Ты умный человек, ты художница, что-то ты там себе должна кумекать об этой жизни.

– Да что тебя конкретно интересует? – полусдалась Лиля, раскладывая на своём столе какие-то тетради.

– Ну, например, что мать с отцом не поделили? – присел Цезарь рядом на край её маленькой кушеточки.

– Ты же слышал – кино, – разыграла она удивленье бровями.

– Лилька, хватит валять дурочку. Да, меня долго не было, но я тебе не чужой человек. Поговори уже с братом по-человечески.

Она что-то стала искать, перелистывать.

– Знаешь, что, брат, ты поживи тут у нас немножко – сам всё поймёшь. Ты же тоже у нас очень умный.

– Не очень-то любезно с твоей стороны, ну да ладно, один-один, – не унимался Цезарь. – Ну а Зоя? Что, они с матерью в контрах?

Лиля неожиданно рассмеялась:

– Тут недавно концерт был. Мама по телефону с Зойкой говорила. За что-то её пилила, как обычно. То ли за то, что работать идти не хочет, сидит на шее у мужа, то ли детей не так воспитывает, то ли ещё чего – не помню. Поговорили, пофыркали друг на друга и вроде как уже распрощались, мать трубку хотела класть. Вдруг – смотрю – у неё лицо вот так вытягивается и – красная вся, знаешь… Аж трясётся. Молча слушает и дрожит. А потом давай реветь. Оказалось, там Зойка распрощалась и со злостью швырнула трубку – да немножко мимо рычага и соединение не прервалось. И она, не зная этого, стала сама с собой разговаривать, любимую свекровушку последними словами вслух разукрашивать. Мать такого про себя наслушалась – ей чуть плохо не стало, я думала – без санитаров не обойдёмся.

Цезарь поднялся и переспросил:

– А чему ты смеёшься? Как нелепо – ты-то на чьей стороне?

– Я? На стороне? – искренне удивилась сестра. – Ну уж нет, этого от меня не дождётесь.

Лиля тоже встала, и тут Цезарь понял, что ещё ни разу со вчерашнего дня она не позволила себе встретиться с ним глазами. Стоя рядом с ним, угрожающе наклонив голову, она прошептала:

– Я всех ненавижу. Правда, мать и Зою меньше. А вот отца, Егора и…

– И меня, – выложил Цезарь логическое продолжение.

Лиля отошла на безопасное расстояние, как будто спряталась от него за спинку кресла.

– Нет, тебя пока нет. Но я боюсь, что и тебя тоже, если ты будешь вот так приставать ко мне с вопросами. Я же не спрашиваю у тебя, что случилось с твоей женой.

– Извини, – пробормотал Цезарь, ему вдруг стало страшно. Он только сейчас понял, что падает, хотя сорвался уже давно. – Я не буду к тебе приставать, я вообще с вами жить не буду. Сниму квартиру и – если только в гости позовёте, а так…

И он вышел из комнаты сестры, не глядя ни на неё, ни на Далилу с Клитемнестрой, слыша, как всхлипнула сзади какая-то из них, и ругая себя про себя последними словами.

Вечером Инна уже не смеялась. Была то ли чем-то расстроена, то ли озабочена.

– Устаёшь на работе? – спросил Цезарь. Они легко и безболезненно съехали «на ты» сразу, как он её встретил около больницы.

– Да, – коротко пожаловалась она, усаживаясь в машину. Потом по дороге начала рассказывать. – Полчаса назад привезли одну молодую мамашу – избила пожилую женщину. У неё двое пацанят: старшему три года, младшему месяца ещё нет. Так их всех троих к нам и притащили – визг на всё здание, остальные пациенты все с ума посходили. Сколько раз я просила, чтобы таких к нам не везли, у них есть своё отделение, специальное! Нет, тащат сюда, дескать, ближе.

– Ты извини, – кашлянул Цезарь, не зная, с какой стороны начать. – Меня это всё по правде шокирует, я ведь… Давно здесь не жил, только вчера приехал.

– В смысле? – не поняла Инна.

– Я девять лет жил и работал в другой стране. А теперь приехал и чувствую, что говорю с людьми на разных языках. Вот тебя возмущает то, что привезли эту маму с детьми к вам, а я просто не понимаю слов «избила пожилую женщину». Как это – избила? За что?

– А, вон чего, – усмехнулась она, не отрывая глаз от дороги. – Тяжело тебе будет, придётся потерпеть. Если что – обращайся за психологической помощью к специалисту, то бишь ко мне.

– Спасибо, если что – обращусь, – невесело отозвался Цезарь.

– Пришла она за старшим мальчиком в садик, колясочку с младшим прикатила. А чья-то бабулька, видно, из их же группы, что за детками приходят, лезет тут с вопросами да с поздравлениями. Ах, мол, у вас второй мальчик родился, поздравляю, как хорошо, что именно мальчик. Та – почему? А как же, отвечает бабка, вот если одного в армию заберут да там убьют, хоть один сынок да останется. Представляешь? Ляпнуть такое. У нас молодые мамаши целый год после рождения ребёнка на учёте стоят, в группе риска. А этой сразу после роддома такой подарочек. Девица и вцепилась той бабке в рожу. Служба приехала, их разняли, бабку отпустили, а этих к нам. Я бы лучше бабку задержала. Разве нормальный человек должен говорить такие вещи?

Цезарь молчал. Наверное, ему было жалко их всех – и молодую мамашу, и глупую старуху, и Инну, и Лилю, и Зою, и мать. Но все эти нелепые истории, которые он выслушивал и свидетелем которых становился в последние дни, требовали от него какой-то иной реакции. Жалость тут была неуместна, жалость он инстинктивно отгонял от себя, пытаясь призвать на её место для начала здравый смысл.