Олеся Мовсина - Путем таракана

– Да, пожалуй, я бы тоже, – пробормотал он после некоторого раздумья. – А ты кем там работаешь, какая у тебя должность?

– Я заместитель главврача. У меня специальность – девиантолог. Слышали о таком в заморских странах?

Нет, насчёт заморских стран было сказано без сарказма. Быстро его научили видеть в каждом человеке врага.

– Что-то связанное с ненормальным поведением? – предположил Цезарь.

– Да, – обрадовалась она. – У вас тоже такое имеется?

– Да нет, это я сам немножко изучал на досуге. Жена у меня психологией увлекалась.

– УвлекаЛАСЬ? – переспросила Инна, манипулируя окончанием прошедшего времени для выяснения важного вопроса. – В смысле…

– В том смысле, что теперь её нет, – ответил он, ничем не манипулируя.

Квартира понравилась. Ещё до того, как Цезарь в неё вошёл. А когда вошёл – и подавно убедился, что здесь, в тесной, с окнами в зелёный двор каморке ему будет хорошо спать и думать – большего от жилища и не требовалось.

– Кстати, я хоть убей не помню, когда это я на тебе отказался жениться? Может, ты меня с кем-то перепутала? – спросил он, когда Инна усадила его за чай в крошечной кухоньке.

– Ой, не помнишь? – удивилась она. – Это мы однажды ехали вместе в лифте. Я была… классе в девятом или в десятом, не помню, что-то ближе к концу. И с нами ещё ехал сосед с девятого этажа, Сонин дедушка, был такой. Он и говорит тебе: вон какая невеста, – это про меня. Мол, смотри, не упусти. А ты такой важный, говоришь: нет, эта мне не подходит. Если жену из того же подъезда брать, она домой к маме слишком часто бегать будет. Не по-омнишь?

Цезарь смеялся тому, как она изображает и его, и Сониного дедушку, но сам эпизод казался ему смутным до сомнительности. Может, и говорил он так, а может, ей это всё приснилось. Неважно.

– А кто же в результате удостоился такой чести? Если, конечно, это не слишком дерзкий вопрос.

– Кто? Ну как кто? Молодой человек из другого подъезда, – и наконец Инна выдала звонкую трель смеха, так поразившего Цезаря утром. – Я вас обязательно познакомлю.

Вы любите простые числа?

Да, простите, доктор, это я должен рассказывать.

Не знаю, почему они мне так приятны – на вид, и на вкус, и на ощупь. Ровные, твёрдые и в то же время слегка шершавые. Такие неумолимые, что ли.

В общем, иногда встречаются люди, которых я для себя называю простыми числами. Это честные люди, они не прячут в глубине себя ничего лишнего. И при этом никогда не хвастаются, что могут делиться на что-то там эдакое. Только они сами и единица.

– Мама, а почему вам поставили датчик крика? Ведь я так понял, что их ставят не всем? – почему-то Цезарю казалось, что он всё-таки имеет право задавать эти вопросы своим родным. Но сначала Лиля его отшила, а теперь и мама посмотрела так, как будто он ни с того ни с сего выругался матом. – Что, разве об этом нельзя говорить?

– Как тебе сказать, – обиженно поджала губы мама, – люди, как говорится, творческих профессий считаются в психологическом отношении ненадёжными. Поэтому, когда Лиля поступила в художественное училище, нас автоматически поставили на учёт.

Казённая, заученная, совсем не мамина фраза. Цезарь помотал головой.

– После всего, что я видел, готов поверить даже в такую чушь. Но мне кажется, дело не в этом.

Мама была обижена ещё и на то, что он хочет переехать.

– Это недалеко, я буду бывать у вас очень часто.

– Ага, по сравнению с предыдущим десятилетием?

Она продолжала сердиться.

– И вы все ко мне можете приходить, и папа, и Егор с мальчишками. Там у меня «крикуна» не будет, – он на всякий случай не упомянул имени Зои.

Глаза у мамы заблестели. То ли ей понравилась мысль, что она сможет видеться с внуками на нейтральной территории, то ли…

– Нет, ты представь, какая стерва, я ей говорю: ты зачем второго рожать выдумала, когда и так концы с концами не сводите, квартиры своей нет, работать уж сто лет не работаешь, нет, ей туда же, второго! Давай теперь, Егор, весь больной, упирайся, один на всех работай, да ещё в детский сад бегай. А она мне и отвечает такая: боюсь, вам этого не понять, зачем, мол, второго. Это мне не понять – я троих вас вырастила, вынянчила, выкормила, и времена ещё посложнее были. А она мне…

Цезарь понял, что пора ему научиться абстрагироваться. Приём номер один: моральные беруши. Кивай, а сам думай о чём-нибудь своём. Не, пока не получается.

– Мама, хочешь, куда-нибудь сходим с тобой – в театр или хоть в магазин. Вместе, за покупками.

Мама опомнилась.

– У Ванечки день рождения скоро. Давай завтра с утра за подарками, если хочешь.

Цезарь подошёл и обнял её. Не может быть, чтобы они совсем уж тут все озверели. Вряд ли ему удастся их всех помирить, но хоть что-то.

Уже не моральные, а совсем даже материальные, резиновые беруши им предложили на входе в магазин детских товаров. У дверей стоял автомат, из которого мама ловко выудила четыре жёлтеньких овальчика и два из них тут же вкрутила себе в уши, а два других протянула Цезарю.

– Зачем? – конечно, удивился он.

Она тоже удивилась.

– А, ну да, ты же… Так у нас принято. В магазинах – чтобы шум не раздражал покупателей. Особенно в детских, потому что дети всегда здесь орут, когда требуют себе чего-нибудь.

Цезарь поплёлся за мамой следом, исподтишка наблюдая за другими покупателями и продавцами, пытаясь понять, заткнуты ли у них уши. Собственно, никто и не кричал, детей в магазине в этот ранний час практически не было. Мама бросалась время от времени то к одной полке, то к другой, хватала музыкального робота, набор для творчества из бумажных тарелочек, голубоглазую кошку и говорящую книжку, которая сама читает вслух сказки.

– Подожди, – вдруг дошло до Цезаря, – Ваня – это ведь старший? Сколько ему будет, восемь?

– Что? А, да, – кивнула мама, с удовольствием открывая и закрывая чудо-книжку.

– А разве он не играет в машины, самолёты, пистолеты? Чего это ты ему набрала?

Мама тут же скривилась, как будто даже испугалась:

– Ч-ч-ч… Никаких самолётов, это всё слишком возбуждает детей. А оружие у нас вообще теперь игрушечное не продаётся, ты разве не знал? Был указ о том, что нельзя. Всё агрессивное – нет-нет, мы теперь играем только в добрые игры. Это вы в своё время могли, ну да тогда всё другое было.

Цезарь собрался было напомнить о теории «не настрелялся в детстве – будешь стрелять всю жизнь», но передумал. И тут же решил, что подарит племяннику что-нибудь эдакое, запрещённое.

Мама открыла ещё одну музыкальную книгу, прислушиваясь к ней сквозь преграду в ушах, и вдруг стоявшая рядом девица-продавец не выдержала:

– Женщина, выбирайте скорее, здесь вам не оперный театр, достали уже со своим пиликаньем.