Валентина Горностаева - Книга №2

– Вот, в Старые Хутора добираюсь.

– С автобуса идешь?

– Ага, он почему-то туда не едет!

– Понятно почему! Кстати, пока шел, ничего странного не заметил?

– Нет.

– Странно, – священник удивленно хмыкнул и перевел тему разговора. – Водки хочешь? – спросил он и, увидев мой согласный кивок, сам ответил. – А нету! Денег нет – сахара нет! Сахара нет – самогону тоже нет!

Улыбнувшись, я достал из сумки бутылку. На столе быстро появились два стакана, зеленый лук, вареные яйца и хлеб. Мы выпили по первой, и беседа оживилась.

– Так из Москвы, говоришь? – неожиданно вспомнил батюшка. – Паспорт покажи!

Я протянул. Отец Тимофей, недоверчиво покрутил документ в руках.

– Смирнов, значит…. А почему Смирнов?

– А в чем собственно дело?

Лицо батюшки приобрело серьезное выражение, и немного заплетающимся голосом он произнес:

– Потому что я поставлен здесь для охраны.

– Для какой охраны? – настал мой черед удивляться.

– Чтобы защищать человечество от нечисти, от вас – «хуторских».

– С этого места, пожалуйста, поподробнее! – вмешался я. – Каждое обвинение требует пояснения!

– Все просто. Я принял обет спасать невинные души от нечисти, обитающей в Старом Хуторе. Изба стоит как раз на полпути от деревни, чтобы все проходящие могли остановиться и одуматься.

– И много спасенных?

– Да нет, пока! – грустно вздохнул уже довольно пьяненький отец Тимофей.

– А чего, ты, батюшка, непосредственно против меня имеешь? – спросил я, уже не удивляющийся очередной сказке о моей исторической родине, Паспорт изучал, будто московский милиционер.

– Видишь ли, Андрей, в Хуторах живут обладатели всего лишь трёх фамилий: Бирюковы, Изместьевы и Горюновы. Так повелось исстари на Руси. Бывают деревни, где все одну фамилию носят, по их старинному предку. Места здесь лихие, степные, потому и селились те, кому далекая чужбина была роднее отечества: раскольники, сектанты, беглые. Но и нечисть разная селилась, подальше от глаз людских.

– Нечисть? Батюшка, а вы не увлекаетесь?

– Оборотни, упыри, ведьмаки. Вот и твои Хутора – деревня ведьмацкая, нисколько не смущаясь, продолжил отец Тимофей. – Дьяволу поклоняетесь! Да и оборотни там, подозреваю, проживают.

– А чем я не угодил?

– Вот и я не пойму, кто ты есть? – выразительно рубанув ладонью воздух, крикнул священник. – Парень – московский, а ведьмаки своих лет двести в большой свет не отпускали; фамилия – Смирнов, а таких в Хуторах нет…. Но, идешь ночью, не боясь, в ту сторону – это раз…. Кстати, у тебя цвет глаз не разный?

– Есть немножко, – ответил я. – Один – карий, другой – зеленый.

– Вот-вот! И я о том же. А водка еще осталась?

Я достал вторую из приготовленных для свидания с родственниками трех бутылок перцовки, надеясь, что безумный батюшка выпьет достаточно много и не совладает с осиновым колом, пока я буду спать.

– Так вот, – продолжил тот, выпив очередную рюмку. – А зрение у тебя хорошее?

– Ну да! – произнес я с гордостью. – Нижний ряд свободно читаю.

– Что и требовалось доказать! Все признаки налицо. Вот еще бы фамилия….

– Ну, скажем, бабка у меня в девичестве Изместьевой была. А в Москву она в конце сороковых попала по комсомольской путевке. Думаю, система тогда была сильнее любой нечисти.

– Значит, нечистокровный ты нечистый! – путаясь в словах, произнес отец Тимофей, наливая новую рюмку. – Да и не было никогда комсомольцев в Старых Хуторах.

Теперь уже оживился я и, еле сдерживаясь от смеха, пошутил:

– А чего же не боишься меня, батюшка, тогда? Водку пьешь? Вдруг я тебя ночью по башке и туды, в степь?

– А чего мне бояться! Глупости какие! Пойдем, – отец Тимофей поднялся из-за стола и поманил рукой. – Пойдем, что покажу.

Мы вышли назад в холодные и темные сени.

– Осторожно, не задень что-нибудь, спугнешь! – прошептал священник.

Я собрался с силами и осторожно ступал вслед за хозяином. Возле двери на улицу тот отодвинул кусок фанеры, прибитый к стене, и показал пальцем:

– Вот, смотри!

Под фанеркой находился потайной глазок. Я прислонился и ничего не увидел.

– Смотри внимательнее, волков у дома видишь?

– Нет.

– Тогда в поле. Силуэты, тени какие-нибудь есть?

Признаться честно, на секунду мне действительно показалось, что в метрах ста в тёмном поле что-то мелькнуло, но в данный момент я соотносил это явление лишь с эмоциональным возбуждением прошедшего дня и выпитым за последний час, поэтому снова расстроил отца Тимофея:

– Ничего не вижу!

Хозяин недоверчиво прислонился к глазку.

– Смотри-ка, черти. Действительно нет! Тогда все понятно.

Мы вернулись в дом.

– Теперь я знаю, почему ты ничего не заметил, пока шел сюда. У волков сегодня необычное поведение.

– У волков?

– Да, хищники по ночам держат мой дом в осаде. Как только темнеет, приходят и сидят возле дверей всю ночь. Я и глазок для этого сделал и обрез потому держу, и удивился сегодня твоему появлению поэтому. Так что повезло тебе, Андрей! Иначе валялся бы сейчас в поле зверями разодранный! А ты говоришь: «по башке»…! Ничегошеньки ты не знаешь. Не ваш это метод, не ваш! Настоящий ведьмак сперва человека изнутри замучает, чтоб сердце от страха разрывалось, а потом, если захочет – убьет; а захочет – живым отпустит. А меня…, меня крест святой хранит. – Батюшка быстро троекратно перекрестился. – А от зверей – обрез. Хотя твари умные и наглые.

– Отец Тимофей, – спросил я с интересом, – а кто это в степи то завоет, то затявкает, то засмеётся? Неужели здесь действительно водятся оборотни?

Священник усмехнулся:

– Да шакал это! Местные его не боятся, только глупые бабы ребятишек им пугают, чтобы не озорничали.

– Неужели здесь и вправду все так ужасно? В автобусе запугивали, ты, святой отец, запугиваешь, а люди там как-то живут!

Священник встал из-за стола.

– Хочешь цитату из одной умной книжки? – и, не дожидаясь согласия, продолжил. – «Нет ничего страшнее на свете, чем степной погост. Ухоженные кладбища Западной Европы, с их до ненависти ровными тропинками и каменными крестами; утопающие в роскоши могилы московских богатеев; нет, они никогда не смогут быть источником вдохновения для настоящего первобытного ужаса. Этот ужас, приходит из самой глубины нашего создания; он воплощает страх нашего далекого предка перед всем неизведанным, что прячется за пределами охотничьей тропы. В Москве и Мюнхене, Париже и Берлине каждый помечен по имени, возрасту и богатству и никто не будет ждать, что из-под чистого мраморного обелиска с надписью: «Такой-то, тогда-то скончался»; явится нечто, пугающее живых. Только здесь, в степи уже через несколько лет ветер, трава и дождь стирают любую могилу. Ступая, ты никогда не догадываешься, идешь ли по траве или сдавливаешь грудь гордого предка? И не знаешь, не придет ли он к тебе ночью отомстить за поруганную честь мертвеца? Только в степи можно понять, как быстро после смерти мы возвращаемся в землю»