Владимир Маталасов - Гипербола жития, или Удивительные, блистательные похождения двух Аяксов

– А что, Васька? Слабо насчёт кулачков с соседской пацанвой из Угореловки? – справился Коська у подростка. – Я слыхал, как они хвастали, что запросто закидают вас шапками.

– Это кто тебе сказал? Федька что ль, у которого брат сисьмологом работает? Пусть только попробуют! – В глазах Васьки мелькнули воинствующие огоньки. – Пусть! А мы эти шапки соберём, продадим, а на деньги от продажи купим бронепоезд и баян в придачу. Хотел бы я посмотреть на них апосля этого. Вот!

Затем разговор зашёл о работе. Взрослые парни, на правах наставников, взялись бранить Ваську за неподобающее отношение к ней.

– Неправда всё это! – оправдывался тот. – Как вы не поймёте! Я очень люблю работать. Очень! Но – недолго.

– Вот те на! – воскликнул Коська. – А если долго?

– То не очень! Организьм у меня больно уж слабый.

– Смотри, девки любить перестанут.

– Скажешь тоже! Меня все девки любят в радиусе ста метров. Она как!

Приезжие расплатились за обед и покинули здание столовой. На самой окраине деревни пред их взором предстала картина совершенно иного характера. На лавочке под забором, возле покосившейся избы сидел невзрачного вида мужичок. Он размеренно покачивался, вперив отсутствующий взгляд в одну точку, где-то там, над горизонтом. Был он в кургузом пиджаке и в ботинках на снос, в пожёванных брюках и помятой коричневой шляпе, съехавшей на затылок. Он улыбался, и весь мир улыбался ему. Над ним, сложив руки на груди, стояла дородная женщина-тяжеловес. Глаза её метали искры.

– Ну и каланча! – удивился Манюня. – Она ведь его сейчас одним пальцем пришибёт.

– Тихо будь! – одёрнул Иван Абрамыч. – Не ровён час, и нам перепадёт под горячую руку. Не смотри в их сторону!

– Ну что, опять скажешь? Мол, в выпимшем состоянии? – бранилась женщина. – На вид ты мужик вроде бы и ничего, так себе, но пользы от тебя, как от козла молока.

– Не треплись почём зря, женщина, гадюка ты этакая! Наскрозь тя вижу… И тихо будь, люди ведь кругом!.. – и мужик неприлично выругался.

– Это ты будь тише. Так материшься, что все окна матом покрываются.

– Сяводнь ча? Вторник шо ль? – язык мужика еле ворочался.

– Вторник, вторник! – Женщина отвернулась в сторону и произнесла куда-то в пространство: «Хотя точно знаю, что сегодня пятница!» – Ты где это изволил так нализаться с утра пораньше, дуралей, а? Я кого спрашиваю? Отвечай! Небось опять у Маньки? – Каланча подбоченилась и приняла воинственную позу.

– Ну чо раскорячилась, дура? У ней, кажись… Нет, я у ней больше по средам да пятницам гощусь… Знать – у Варьки… Самогон у ней градусов семьдисять пять будить.

Раздался громкий, глухой шлепок по затылку, за ним другой.

– Вот тебе Манька, вот тебе Варька! – приговаривала женщина, одаривая мужика подзатыльниками. – А вот тебе «семьдисять пять будить».

– Господи! За что? – взмолился тот. – Снизойди и ниспошли, а её, пираньюшку мою, прочь отжени!..

Что дальше было, приезжие уже не видели. Они были на полпути к хутору Фёклы Авдотьевны Загогульки.

– Мужик, явно, с рельсов сошёл, – подытожил Бабэльмандебский. – У него налицо половое влечение: его влечёт к полу.

– Но какова бабенция, а? – удивлялся Чубчик. – Один мой хороший знакомый всех женщин делит на две категории: женщин лёгкого и тяжёлого поведения. Женщина лёгкого поведения – это женщина, которая порхает, парит, скачет, кувыркается и так далее. Женщина тяжёлого поведения – это женщина с походкой лапчатого гуся, которая стучит кулаком по столу, ругается нехорошими словами и выходит из себя, куда подальше.

Хутор находился в полутора километрах от околицы. Стоял он на пригорке, в живописной берёзовой рощице, в стороне от центральной просёлочной дороги.

Поднимаясь по тропинке к избе, приезжие увидели стоявшую у калитки женщину в длинном платье и блузке. Это оказалась хозяйка дома Фёкла Авдотьевна Загогулька, сухая, жилистая сто двухлетняя женщина. Была она не по возрасту бодра и подвижна. Гостей встретила и приняла любезно и приветливо. Разумеется после того, как прочитала записочку от Кочергина—Бомбзловского.

– Надо так значит понимать, что на отдых, если я правильно поняла племянничка? – справилась она на всякий пожарный.

Получив тому подтверждение, хозяйка провела гостей в избу. Поступило предложение располагаться и отобедать. От обеда отказались, сославшись на то, что уже успели это сделать.

– Здесь, в избе, будете столоваться, – пояснила хозяйка, – а спать на сеновале, в сарае. Ну а ежели пожелаете в избе, то на печке место найдётся. Правда душно будет, жарко.

Сошлись на том, что для ночёвки лучше места, чем сеновал, и не найти.

Изба представляла собой деревянный сруб. Сени вели в просторную кухню, обустроенную русской печкой с лежанкой. Около окна стоял тёсаный стол с двумя лавками по бокам. В одном из углов размещался шкафчик с посудой, в другом виднелся образок с двумя лампадками по бокам.

Потом хозяйка показала гостям свою опочивальню – небольшую комнатку, окна которой были с видом на погост с деревянной церковкой. Как и сама хозяйка, изба была тщательно выскоблена и чисто прибрана.

В сенях стояла коротенькая лавочка, на которой были установлены два ведра с колодезной водой. Испросив разрешения и зачерпнув черпаком холодной воды, утолили жажду..

Двор оказался невелик. Все хозяйственные постройки были крыты соломой.

– Можете располагаться здесь, прямо внизу, или же наверху, под самой крышей. Как вам угодно будет, – пяснила хозяйка, препроводив гостей в помещение сеновала.

Сено источало медовый аромат полей. Свалили всё своё имущество в кучу, на небольшой дощатый помост.

– Велико ли хозяйство, Фёкла Авдотьевна? – полюбопытствовал Бабэльмандебский.

– да как ведь сказать. Для меня в самый раз. Корова Матильда, да козёл Гораций, десяток кур-несушек с петухом. Одна только беда: куры нонче не желают нестися. Видать ещё не время. Да и петух, окоянный, весь изленился.

В хлеву было пусто.

– Матильда и Гораций на выгоне, – пояснила хозяйка, – а вся птица туточки, в курятнике. Ежели потребуется что испечь – пироги, аль ещё како тесто, – то яйца надобно будя покупать в магазине. Уж не обессудьте меня, старую.

– А на что вам, бабушка, козёл? – спросил Чубчик. – Пользы-то никакой, окромя убытков.

– Да уж не скажи, мил человек. Польза от маво козла огромадная. Гораций мой, как мужского роду, у меня, почитай, на всю округу в единственном числе пребывает. Ко мне вся деревня водит своих козочек. Вот вчерась, к примеру, Кузькина мать приводила ко мне Сидорову козу Изольду, чтобы мой Гораций уважил её. Во как! Ну а мне что надо? Меня потом нет-нет да и поблагодарствуют молочком козьим. Обоюдная польза получается.