Олег Паршев - Цепи Скорпиона

Увы, но этот бесовский праздник оказался не единственным нововведением. Непременного веселья требовалось так же в день рождения самого Владыки. И это ещё полбеды. Самое же мерзкое заключалось в том, что праздником отныне считался также день рождения любимой собаки Бухнадара. И некоторые поговаривали даже, что пес Владыки – как раз-то и есть проклятый демон Таджмор 7 7 Обычно Таджмор изображался с собачьей головой. , но это, конечно, была уже полная чепуха.

Постепенно, однако, порядки стали смягчаться. Отчасти, видимо, оттого, что народ почти не роптал, и Аграмба имел повод успокоиться, а отчасти (или же вследствие первого), потому что Мокинзарский тиран перебрался в Гринуэлл и увёл с собой основное войско. Оставив в Роце только небольшие отряды, и – под их защитой – спесивых наместников-сатрапов да вороватых данщиков, бывающими в роцких городах наездами. Так что несколько лет спустя, на улицах городов и сел вновь стали слышны старые песни. А кое-где возникали даже изваяния древних богов и начинали отстраиваться трёхглавые храмы.

В общем, домовик оказался, прямо-таки кладезем знаний! И только про сестру Славку (Ярославу, то есть) ничего он не знал. В тот страшный день видел её с Юной. И всё…

Но как же много узнал молодой князь о житье домовых! Открывались такие подробности, что оставалось диву даваться. Оказалось, ночной народец вовсе не прост. Например, род Черномазика по древности намного превосходил род Святополка, а в предках домовик числил такого далёкого пращура, что и представить невозможно. Жил тот, как выходило, в те ещё времена, когда и людей-то на земле не водилось. Да что, людей! Ещё даже «трёглазые» не народились.

– А это кто такие? – удивился молодой воин.

– А… – протянул домовой, – это до вас такие, до людей, то есть, тут обитали. Но мы с ними не дружили, и не служили им никогда. Какие-то они смурные.

– Какие-какие? – переспросил князь с улыбкой, но домовой только махнул мохнатой лапкой, как бы показывая, что не суть важно.

Кроме всего прочего, князь выяснил, что клан его необычного спутника «относится к старинному дворянству», но лично сам домовой «этим никогда не кичится, потому что настоящий вельможа – образец скромности». Самого же Черномазика следовало правильно именовать – Чёрный из рода Мазов, хотя, говоря по чести, так нужно делать не раньше, чем тот женится.

Так же порассказал домовик о странном Стережном. Черномазик знал его ещё с тех пор, как повсюду странствовал со своим дедом, который так же имел тягу к перемене мест.

– И как-то раз, – принялся рассказывать дух, – этот Стережный объявляется в Рудане. Да, причём, не один, а со своими братьями. А величать их также причудливо – Пихто, Капчо и Хохлач. А прошло с тех пор уж лет семьдесят. И давай они у всех спрашивать-расспрашивать, не видал ли кто куска скалы, которая, как человек гуляет и крушит всё подряд. Народ все эти бредни послушал, повспоминал святую Подагу 8 8 Подага – младшая богиня, сестра Поревита и Поренута. Одна из жён Семаргла. По преданию могла наслать на человека (или даже бога) безумие. да от стариков и отделался… Подожди-ка, – перебил себя домовик.– Они уже тогда стариками были, это что же? Значит, им сейчас сколько лет-то? Ну да ладно, Чернобог 9 9 Чернобог – младший брат Триединого (точнее, Белбога). Из зависти к брату перешёл на сторону зла. с ними, пусть живут себе. Никому, вроде, не мешают. Ну вот, а старики учёными людьми оказались, из фио… сио… Как их – колдунов этих?

– Фиосинисты, – вспомнил Святополк когда-то услышанное название, хотя, что оно значило (и кто они такие), не имел ни малейшего понятия. Так, обрывки. Какой-то «Орден», таинственный замок, некая страна, где обитают волшебники. Дед Всеслав (ещё радость! – деда вспомнил!) говорил: «Придёт время – узнаешь». Видать, не пришло. Да, по всему, и домовой треплется, благо, язык без костей. Ну какой, в самом деле, из этого Стережного колдун? Понятно, что никакой…

Вот так, болтая на всякие интересные темы, путники коротали время. Причём Святополк больше слушал, чем говорил сам. Ведь попутчик ему (то вещающий с занудностью учёного монаха, то верещащий, будто озорной уличный торжник) попался бойкий, разбитной, за словом в карман не лезущий. Бесперебойно сыпал домовик всевозможными прибаутками и присказками, так что сыну Ратибора скучать не приходилось. Но вечер, правда, уже наступал, и князь направил Ветролёта по более протоптанной дороге, надеясь, что она приведёт в какое-нибудь селение. Чаяния оказались не напрасны – впереди показались неказистые, выстроившиеся в один ряд домики, которые в совокупности прозывались – витязь вгляделся… «Липки», – прочитал домовик на обшарпанном щите, добавив от себя: «Хлипкие». И они въехали в деревню.

– 5 —

Деревня и впрямь выглядела какой-то захудалой. Стены хат давно не белены, крыши – не стелены. Из мутной однообразности выделялся лишь один дом, стоявший несколько на отшибе. Сразу становилось ясно, что хозяин его так же крепок, как и его жилище.

– Вот нам и отдых, – умиротворённо заметил Святополк.

Но домовому изба вовсе не показалась пригодной для постоя. Он потянул князя за рукав и, торопясь, зашептал:

– Нечисто тут, хозяин. Пахнет как-то… И даже домового нет, я сразу учуял.

– Не лезь, – досадливо поморщился воин.

Но в сей раз, он досадовал, правда, на самого себя. Глупо получилось, по-мальчишески, что запретил домовёнку встревать с указаниями. И что теперь делать? Послушаться – значит признать свою ошибку, потерять положение. Плюнуть?.. А во что это выльется? Не выйдет ли хуже?..

– Эх, – выдохнул Святополк и подъехал к воротам. Черномазик же в мгновенье ока выскочил из сумки и тут же юркнул в кусты, моментально растворившись в надвигающемся полумраке.

Хозяин, очевидно, ещё издали заприметивший приближение всадника, подошёл к воротам и, погремев ключами, распахнул. С полуденным стариком годами они, верно, схожи, тут же отметил Святополк, а вот статью да обликом – совсем не родня.

Высокий. Плотный. Закутанный не по погоде в зелёную епанчу, а под ней полукафтан ещё… хворый что ли?.. Бородища обширна, неухожена, топорщится. Кожаный шлем, с-под которого ни единый волосок не выскакивает. Не стоит – громадится. То хлыстиком плетёным по болотным сапожищам похлещет. То пояс да ножны с мечиком короткожальным огладит. То кольца начищенной железной цепи, на шее висящей, потеребит. Цепь при том, знакомая какая-то. А зыркает так, что и Стережный обзавидуется. Впору коня поворотить. Но назад пятками роцкому князю ходить несподручно – и руки и ноги вывернешь. К тому ж гордость – она одна, другой нету. Не пугаться тут надо, а учтивость проявить.