Анна Фрост - Маниакальная депрессия

Я оторвал от своей рубашки большой кусок ткани. Мэри поняла, что я хочу сделать. Она быстро нашла зелёнку и, обработав свою рану, позволила мне её перевязать. Нервничая, я наказал ей ходить к врачу. Она, снова улыбнувшись, погладила меня по голове и успокоила, сказав, что займётся этим завтра же.

Пододвинувшись к ней, я шепнул: «Не хочу уходить… Люблю тебя…» Она вздрогнула от последних двух слов, немного покраснела и, выждав минуту, ответила: «Оставайся. Мне кажется, это взаимно…»

Та ночь запомнилась мне навсегда… Только она и я, лунный свет и неземное чувство, которое я смог наконец полностью ей показать… Это одно из самых лучших моих воспоминаний.

Мы встретили утро в объятиях друг друга. Я дышал мягким запахом её волос. Всё это будило во мне столько нежности, сколько во мне никогда не было… Я чувствовал лёгкость, от которой давно отвык…

Мы встали рано, хотя так никуда и не пошли. Выпив по чашке чая, мы долгое время, почти не разговаривая, с упоением рассматривали друг друга. Я не хотел уходить… сильнее, чем вчера. Я знал, что дома за меня никто особо не беспокоится… Но нужно было на какое-то время оставить Мэри. Просто уйти, а потом вернуться… Всё всё-таки получилось совершенно внезапно, я должен был дать ей всё это обдумать. Сам я хотел с головой окунуться в воспоминания и помечтать. Я любил составлять из отрывков памяти целые кинокартины в своей голове, к тому же это порой успокаивало меня. Память – это то, без чего не бывает тепла в сердце, не бывает будущего. Правда только если она добрая, несущая в себе хорошие отголоски былого.

Мэри покормила щенка, который уже вовсю бегал по её дому, и игрался с всякими вещичками, что попадались в его лапки. Это выглядело смешно и мило. А главное – это радовало её. После мы горячо поцеловавшись попрощались, она закрыла за мной дверь, и я, постояв немного у порога, пошёл к себе домой, улыбаясь и прокручивая в мыслях нашу первую ночь. Это не покидало меня всю дорогу, и когда я даже не раздевшись лёг на свою кровать, и во сне… Она снилась мне… Без неё было холодно…

На следующий день мы встретились на учёбе и, не выставляя свои чувства на всеобщее обозрение, просто дружески общались, как раньше. Я ощущал, что что-то такое всё равно было заметно, не сильно, но всё же… Мы не скрывались – просто не хотели заострять на себе чужое внимание. Это было ни к чему. Мэри и я не любили косых взглядов и перешёптываний за спиной. И часто понимали друг друга без слов, что мне особенно нравилось. Таким образом, мы избежали лишних реакций со стороны окружающих.

Всё вокруг виделось мне теперь в более светлых тонах. Я был просто влюблённым парнем… Воистину любовь делает с человеком чудеса. Разные чудеса…

Не было никого и ничего, что могло бы отвлечь меня настолько, чтобы я оторвался от Мэри, от общения с ней… Я то молчал, то долго ей что-то говорил… Боялся надоесть… Но она была рада моему обществу, и меня это очень вдохновляло. Я окончательно понял, что она не против серьёзных отношений со мной.

После учёбы мы пошли в старый заброшенный парк. Я качал её на качелях. Мы до самого вечера гуляли, держась за руки, и беседовали, обо всём понемногу, но больше – о настоящем.

Ближе к семи часам Мэри резко вспомнила о том, что ей нужно выгуливать щенка и заспешила домой. Конечно же мы не договорили… На это не хватило бы и целого дня. Но, всему своё время, как я подумал… Да и отдохнуть от тяжёлого трудового дня было необходимо. Оставался последний учебный год в стенах школы… После, каждого из нас ожидала своя последующая судьба… Близились экзамены, к чему неплохо было бы начать готовиться…

Я проводил Мэри домой, мы поцеловались и, заранее пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись. Я редко звонил ей перед сном… Она не обижалась… Я запоминал каждый наш поцелуй, всё, во всех мелочах, и засыпал, думая только об этом и о ней.

За то время, что мы были вместе, ни она, ни я почти не спрашивали друг друга о наших странностях. Не потому что нам это было неинтересно. Иногда казалось, что мы буквально видим мысли друг друга… Мы словно были связаны невидимой нитью, как родные… Наши чувства были очень сильными. Казалось, они были совершенными…

Шли дни, за ними – недели… Я и Мэри вели себя среди других людей всё так же и иначе вдвоём. Я обожал, когда она говорила… У неё был тихий и, как её волосы, мягкий голос, в который невозможно было не вслушиваться… Он успокаивал и будто несколько усыплял… Слушая его, я терял ход времени… В её речи особенно грело слух моё имя – Джеймс. Исходившее, казалось, из её сердца, оно становилось благозвучным и словно сладким…

Я слишком идеализировал её…

Существует мысль, что любовь часто обращается болезнью. Далее следует ревность, порой медленно растущая и перерастающая в дикую ревность, и, наконец, если болезнь оказывается неизлечимой, всё заканчивается болью… Какой болью – зависит от любви, чем кончается боль – от человека и его воли…

Щенок Мэри подрос и стал небольшим, но красивым псом, более нуждающимся во внимании. Мэри очень любила его, часто играла с ним и выводила его гулять, встречаясь со мной и одна. Казалось бы в этом не было ничего противоестественного, но, потихонечку, это начало меня обжигать… Мне стало казаться, что Мэри больше времени уделяет этому псу, чем мне. Я, как ребёнок, ревновал её к тому, что было совершенно нормальным, с точки зрения нормального человека. Моя ревность, казалось, росла вместе с псом Мэри, и вскоре я не находил себе места от этого… Не знаю, что творилось со мной, с моей головой… Эгоизм?.. Не настолько же… Я подозревал, что всё это идёт изнутри меня… и явно от моих чувств… Но к чему – мне пока не было ясно…

Я ревновал всё больше и больше, раздражался, когда видел Мэри с псом… Просто возненавидел последнего, существо, которое сам подарил ей…

Это было похоже на одержимость… Я пытался справиться с этим наваждением… Часто думал, что я, должно быть, несколько слабовольный… Ругал себя за это… Но мне так и не удалось…

Мои старания окончательно сошли на нет, когда я, зайдя как-то к Мэри на чашечку чая, застал её за купанием пса. Увидев её любовь к этому животному опять, я начал закипать, но скрыл это. Она проводила меня на кухню и, заварив чай, убежала в ванную. Уходя от очень плохих мыслей, я с таким же успехом возвращался к ним, но всё же сдерживался, хотя и с большим трудом.

Вдруг, как будто так было уготовано судьбой, Мэри крикнула мне из ванной, что забыла шампунь, и попросила подержать наполовину мокрого вырывающегося пса, пока она не вернётся. Я молча встал и пошёл «помогать»…

Оставив меня с псом наедине, Мэри побежала в свою комнату. Постояв с минуту возле ванны, крепко держа отчаянно пытающегося выбраться оттуда пса за загривок, я словно забылся… Всё, что я делал, мне почти не запомнилось… только какие-то обрывки… Кажется, я вдруг с силой прижал пса к стенке ванны, и когда тот меня укусил, резко швырнул его вправо, к другой стенке. Правда, пёс бросил попытки сопротивления только после за раз оглушившего его удара по голове. Схватив первое, что бросилось в глаза, – какую-то, лежавшую на стиральной машинке, тяжёлую металлическую вещь, оказавшуюся новым феном Мэри, я, даже не успев ничего сообразить, как-то включил его и запустил в воду… Всё случилось в одну секунду. От достаточно сильного напряжения пса какие-то секунды неестественно трясло и переворачивало… Дикий крик мучительно умирающего животного, срываясь, то усиливался, то ослабевал… По воде вспышками бегала наэлектризованная рябь… Я смотрел на всё это как на фантастическую картину, которую нарисовал сам… Вдохнув запах гари, горелого мяса, я улыбнулся и закрыл ванну шторками.