Алексей Клёнов - Риск без права передачи

Поправив «калаш» на коленях, я подвел итог:

– Я так понимаю, что ситуацию и последствия мы все уже просчитали? Азик, я не могу тебе приказывать, это против правил, но я прошу тебя в рапорте об этом разговоре не указывать. Не было этого разговора. Всё остановилось на проверке жестянок на предмет взрывчатки. А что там обнаружились баксы, кстати, не исключено что фальшивые, так это не наше дело. Через… – глянув на часы, я продолжил.– Через десять минут будет «вертушка». Мы сдадим груз, кладовщика и трупы эфэсбеэшникам, и на этом наша работа закончена.

Заметив, что Олежка дёрнулся как от удара, я подтвердил:

– Да, Олег, эфэсбэшникам. Так что я тебя не только от соблазна избавил, но и кое от чего похуже. Это тебе не местные менты и прокуратура. Эти будут носом рыть, проверять, и перепроверять. И нашим детским отмазкам поверят не больше, чем в Деда Мороза. Мы с вами даже близко не представляем, какой информацией они владеют. Теперь я думаю, что именно по их наводке мы сегодня и работали. Уж не знаю, почему они сами не пожелали груз принять, вероятно, были причины. Всё сложилось, как сложилось. И нам теперь ещё долго отписываться, и убеждать что мы белые и пушистые. И всё на этом, парни. Задачу выполнили, все живы, и слава Богу…

Через десять минут, с точностью курьерского поезда, прибыла армейская «вертушка», из которой выгрузился подполковник ФСБ с лицом вышедшего на пенсию Дракулы, и с ним двое хватких ребят, чинами явно пониже. Ребята сноровисто, без лишней суеты, сфотографировали всё, засняли на видеокамеру, и на этом посчитали свою миссию выполненной. Грузить трупы и жестянки с олифой они посчитали занятием недостойным, и заниматься этим пришлось нам. Ну, мы люди не гордые, и не такое приходилось делать. «Муху» предварительно отстреляли в чистое поле, стараясь не слишком смазать «пальчики» незадачливого гранатомётчика. Было бы верхом неразумности совать в «вертушку» приведённый в боевое положение гранатомёт, способный прожечь трёхсотмиллиметровую броню танка, и уничтожить взрывом весь его экипаж. Я не понаслышке знаком с оружием, и преклоняюсь перед гениальностью российских оружейников, но вот тут они оплошали. Как-то не учли, что бывают ситуации, когда гранатомёт необходимо вернуть в походное положение. Впрочем, в боевых условиях это ненужное излишество, и опредёленный аскетизм боевого оружия вполне оправдан.

Закидали мы всё в «вертушку» минут за десять, и даже на отсутствие «спасибо» не обиделись. Но когда подполковник вздумал качать права, и читать мне нотацию по поводу вскрытой жестянки, я не отказал себе в удовольствии показать норов. Вероятно, господин подполковник решил, что я его подчинённый, стоящий навытяжку в его начальственном кабинете. Появилась у него такая иллюзия. Которую я очень быстро рассеял. Стоя перед ним вроде бы по стойке смирно, но откровенно расслабленно, я отчеканил:

– Извините, господин подполковник. Как старший группы, я обязан позаботиться о безопасности подчинённых. Канистра была вскрыта по моему приказу, во время осмотра, когда появилось подозрение, что она имеет начинку. Предположили, что там может быть взрывчатка. Не исключено, что с дистанционным взрывателем. Нам было сидеть и ждать, пока какой-нибудь «чех» кнопочку нажмет? Из «мухи» нас взорвать уже пытались. Почему не допустить, что была страховка с заложенной взрывчаткой?

Не признать мою правоту подполковник не мог. Но всё же желваками поиграл от злости, и сообщил:

– Независимость дорого стоит. Знаешь об этом, старлей?

– Так точно, знаю. Ещё я знаю, что у меня есть непосредственный начальник полковник Рысаев. И только он может учинить мне разнос, если я напортачил. Вы ему сообщите всё, что обо мне думаете. А он мне передаст со своими комментариями.

И, дерзко отдав честь, мимолётно и небрежно, так, что это выглядело откровенным издевательством, отошел. Отдание чести вообще имеет свои оттенки и нюансы. Вроде бы жест единый, но им можно как искреннее и неподдельное уважение проявить к тому, кому козыряешь, так и откровенный пофигизм продемонстрировать. И придраться не к чему, всё честь по чести. Такой вот каламбурчик. Подполковник решил не усугублять, чтобы лица не потерять, скрипнул зубами, и направился к «вертушке». Ну, ещё бы! Устраивать разборки с каким-то старлеем на пустынной дороге, это ж себя не уважать. Другое дело, размазать его в своём кабинете, имея полное на то право и основание. А вот прав то у подполковника на меня и нет, по другому я прохожу ведомству. И все же подполковник не удержался от мерзавчика, оставил за собой последнее слово. Приостановившись, он обернулся, и просветил меня:

– А ты знаешь, кого ты завалил, старлей? Это Хьюза Кацаев, младший брат Лечи Кацаева. Слышал о таком? Причём, брат родной. Так что думаю, придёт тебе от него весточка.

И оскалился, показав бывшие в употреблении клыки. Всё же гад он, не зря мне сразу не понравился. Ну, столкнулись лбами, неприязнь появилась. Понятно, что не любит он меня лично. Но вот так откровенно радоваться, что офицеру спецназа наверняка пришлёт чёрную метку командир «чехов», это ж какой надо быть сволочью? Словно не одному делу служим, а враги мы непримиримые. Нет, не зря испокон веку существует антагонизм между боевыми офицерами, и особистами всех мастей, как бы они не назывались в разные времена. Может, и не все они там такие, но червоточинка определенная в них точно есть. Характер службы отпечаток накладывает.

Через два часа мы были на базе, написали рапорта, выслушали скупые похвалы Рысаева, и получили сутки на отдых. А и, правда, чего нахваливать? Задачу выполнили, «двести» -«триста» не имеем, и молодцы. Нас государство для того и натаскивало, и деньги на нашу подготовку тратило, чтобы мы своё дело профессионально делали. И не рвали потом на каждом углу рубаху, дескать, смотрите, бляха-муха, какой я крутой! В умных книжках не зря пишут, что настоящий герой должен быть скромным.

И всё же вечер для меня закончился разносом от командира. Но ему предшествовал ещё один инцидент. В наших условиях понятие «отдых» имеет весьма специфическое значение. Вся культурная программа сводится к употреблению некоторого количества алкоголя, который, как известно, и напряжение снимает, и время позволяет скоротать за дружеской беседой. Поэтому мы с Олежкой неплохо «вздрогнули» в тот вечер, благо назавтра можно было отоспаться. Азик нам компании не составил, у него отношение к алкоголю резко отрицательное. Говорит, у него от водки батя помер. Ну а мы с Олежкой таки накушались, потому что понятие «некоторое количество» весьма индивидуально. И если мне достаточно для расслабухи граммов триста, то Олежка выжрал не меньше восьмисот. И его понесло. Весь день держался, а тут сорвался, и начал на меня наезжать на предмет моей неуёмной честности, а ещё больше нерешительности. Дескать, не был бы я таким придурком и мямлей, могли бы мы неплохо навариться. А я, бяка такая, как собака на сене: ни себе, ни людям. Ну и далее, в таком же духе. Короче, в какой-то момент он решил, что прелюдия затянулась, и зарядил мне в репу без всякого объявления войны, фашист. Зря. В рукопашке я его изрядно превосхожу, к тому же выпил намного меньше, и двухминутная потасовка закончилась для Олежки глубоким нокаутом. А для меня, как я уже упомянул, разносом от отца-командира. Вызвав меня к себе, Рысаев жёстким монологом буквально размазал меня по стенке, не дав даже рта раскрыть: