Галина Альвергнат - Все к лучшему

– Спасибо, Кать. Не подвози меня. Я на автобусе поеду.

А потом шла пешком несколько остановок.

Какая-то новая, другая сторона жизни, новая правда открылась ей. Но в чем она? Как уловить незримую сущность происшедшего? И где та нить, ухватившись за которую можно к этой сущности прийти? Разобраться во всем этом сразу было невозможно. Возможно ли когда-нибудь?

Она позвонила через несколько дней:

– Кать, я на этой неделе снова с тобой в церковь пойду, если ты не против. Только, может быть, встретимся заранее? Я хочу, чтобы ты мне объяснила некоторые мне непонятные вещи.

«У каждого человека своя дорога к богу, – убежденно говорила ей Катерина. – Другое дело, пойдет он по этой дороге или нет. Тут уж у каждого из нас есть право выбора. За меня этот выбор когда-то сделала моя мама, и я ей очень благодарна за это. С тех пор я хожу в храм.

– За чем ты туда ходишь?

– За утешением и за прощением. И потом, священник моей первой деревенской церкви часто говорил: «Мы каждую неделю чистим свое жилище, а душу очистить забываем.» Может быть, для тебя это звучит выспренне, но я хожу в храм и за этим.

Так Катерина стала для Анны своего рода духовным пастырем, а храм – источником, из которого она черпала мужество и утешение.

19

Как долго, бесконечно долго стоит она перед иконой Федоровской Божьей матери, пытаясь найти нужные, точные и верные слова. Только сегодня они никак не находятся, а глаза с иконы смотрят на нее сурово и непрощающе. Но вот через боковое окно в храм проник одинокий солнечный луч и быстро скользнул по лицам святых. Ей показалось, что выражение лица богоматери изменилось, а глаза смотрят не нее более внимательно и понимающе. Возможно, только показалось, но ведь все мы иногда видим то, что хотим, то, что надеемся увидеть.

«Прости меня, – мысленно попросила она, поклонившись. – Спаси и сохрани моего будущего ребенка.»

20

Аэропорт Шереметьево жил своей обыденной жизнью. Взлетали и прилетали самолеты, а огромные толпы народа перемещались куда-то постоянно. Все это напоминало огромный муравейник с непрекращающимся и беспорядочным для непосвященного взора движением. И в этом шуме и толчее, в этом огромном скоплении снующего туда-сюда народа никто не обращал внимания на маленькую, съежившуюся фигурку одиноко сидящей женщины.

Анна сидела в уголке дивана, стараясь занимать как можно меньше места, стараясь казаться еще более незаметной. Ей было плохо, так плохо, как еще никогда в жизни. Она хорошо знала, что такое беды и несчастья, но раньше она им противостояла не одна. Рядом всегда были ее дети и мама, рядом всегда была верная подруга. Отныне и на несколько месяцев вперед ей предстоит быть одной. Есть ли оправдание тому, что она делает? Как-то все сложится там, за океаном? Как пережить эти месяцы? И как потом она будет жить? Как переживут это время мама и ее девочки?

В это время она почувствовала на себе мимолетный взгляд присевшей рядом ненадолго женщины. Во взгляде было любопытство и еще что-то, похожее на жалость или сочувствие.

«Я не могу оставаться в таком состоянии. Надо что-нибудь делать и срочно,» – промелькнуло в голове. Она встала и пошла в туалет, где оставалась достаточно долго, брызгая себе в лицо холодной водой, стараясь привести себя в чувство.

«Решение уже принято, хорошее или плохое, правильное или неправильное, но принято. Все уже началось. Я не знаю, какой будет выбранная мною дорога, но я должна по ней пройти.»

1

В самолете поначалу было суетно и шумно. Пассажиры громко переговаривались и смеялись, пристраивая свой ручной багаж, снимая верхнюю одежду, сворачивая и укладывая ее на полки, расположенные над сиденьями: готовились к длительному перелету. Все эти шумы доходили до Анны словно сквозь толстый слой ваты, как нечто нереальное, что-то, к чему она сама не имела никакого отношения. Она сидела в кресле, не раздевшись, держа на коленях сумку, не в силах пошевелиться…

Стюардессы пошли по салону самолета, проверяя, хорошо ли закрыты полки, все ли пассажиры пристегнуты. Одна из них остановилась возле нее, помогла ей раздеться, убрать сумку и куртку, показала, как надо пристегиваться. «Значит, наверное, скоро взлетаем,» – безразлично подумала Анна.

Но, когда самолет вырулил на взлетную полосу и начал набирать скорость, она со страхом вцепилась в ручки кресла. Это было ее первое воздушное путешествие…

Самолет набрал высоту и взял курс на Нью-Йорк. Анна смотрела на экран телевизора, загоревшийся над каждым пассажирским сидением: маленький самолетик на нем быстро удалялся от Москвы.

«Боже мой, где я уже сейчас нахожусь по отношению к своему дому и своим детям! И с каждой минутой это расстояние увеличивается! Не могу поверить, что все это происходит со мной!» – пронеслось в голове и с болью отозвалось в сердце.

Несколько лет назад, готовясь к урокам, посвященным новым процессам в тогда еще советской литературе, произведениям, долгое время закрытым и запрещенным для рядовых, тогда еще советских читателей, она случайно наткнулась на одну фразу, которая ей очень понравилась. Впоследствии эта фраза не раз цитировалась на ее уроках.

«Событие уже совершилось, но разум его еще не освоил.» Почему именно сейчас эта фраза всплыла в памяти, было не очень понятно, но что это значит доподлинно, стало понятно только сейчас…

В притихшем было салоне самолета стало снова шумно. Анна подняла голову: по проходу шли стюардессы, толкая перед собой тележки, предлагая пассажирам еду и напитки.

«И я поем! – неожиданно браво подумала она. – И даже выпью, немного, если предложат. Да что же это такое, в самом деле, может хватит уже в черные мысли погружаться? А как же другие люди, преступления совершают, обманывают и обворовывают, порой даже самых близких, и часто совсем не богатых, и после всего этого спят спокойно? А сколько подличают по мелочи! Ну, тут-то ты уж совсем загнула, все это не про тебя писано. И свою совесть ты этим не успокоишь.»

Стараясь уйти от невеселых мыслей, Анна подняла голову и начала прислушиваться к тому, что происходило вокруг. Вокруг говорили в основном на двух языках: русском и английском. «Вот это да! – удивилась она. – Оказывается, я понимаю не только свой родной, но и английский. Не все, конечно, но во всяком случае понимаю, о чем идет речь, схватываю главную тему разговора. Наверное, и ответить смогла бы. Не напрасно в институте надо мной иногда подшучивали, что я могла бы успешно учиться на двух факультетах сразу – филологическом и инязе. Все свои пятерки по английскому, и в школе, и в вузе я не зря получала. Да и мои усиленные занятия перед поездкой не пропали даром. Только вот помогут ли мне эти знания в предстоящих испытаниях и мытарствах?… Кто-нибудь знает ответ на этот вопрос?…» – печально закончила, возвращаясь все к тому же.