Владимир Броудо - Благословенно МВИЗРУ ПВО. Книга вторая

Собраться многого не стоит:
Два чемодана, стопка книг…
Так что мне сердце беспокоит?
И червь какой во внутрь проник?

Страшусь ли дел и начинаний
Подобных тем, что здесь узнал,
Что вновь волной переживаний
Гасить придётся новый шквал.

Что за размеренностью тихой,
За тою призрачной стеной,
Уже другие зреют вихри,
Чтобы промчаться надо мной.

Толпой бетонных изваяний
Сплотить сильнее узкий круг,
Чтоб все красоты мирозданья
Слились в один, короткий звук,

Упавший мутною ледышкой,
И расколовшейся тотчас
На очень мелкие пустышки
Витиеватых страз.

Того судьба уже не бросит,
Кто был однажды опалён,
Она его теченьем сносит
В огонь, в пожарище времён,

Ведёт карающей десницей
На правосудия ковёр,
Через горнила инквизиций
Толкнёт к помосту на костёр!

Чтоб дань собрать людских страданий,
Кто перед ней не устоял,
За чередою испытаний
Душевный пламень растерял!

Но был рассвет. И солнце было.
И была света толчея,
Что в зимнее окно струилась
Предвестницей благого дня.

Дымы из труб домов, замёрзших,
Держали небо над собой,
Вдали берёзовая роща
Смущала жалкой худобой.

Хруст снега сочный под ногами
Вперёд по улице бежал,
За почерневшими углами
Его звук лая настигал.

Дорогу крошкой заметала
Едва заметная метель.
И даже время застывало
В морозной жгучей тесноте…

Настывшая за ночь кабина.
Металл отчаянно звенит.
Гирляндой ёлочною иней
На сером потолке висит.

Сквозь не зашторенные стёкла,
Прихваченные коркой льда,
Лоснится сумрак лёгкий,
Материальный как слюда.

Вокруг безмолвные предметы
И полутонов глубина,
И на не сложенном планшете
Ещё вчерашняя война.

Что здесь отчаянно металась,
Как загнанный в ловушку зверь,
Она рычала и бросалась
От потолка к шкафам и в дверь.

Она хрипела в микрофоны,
Слюной и пеною давясь,
Она порой протяжным стоном
Из глоток дизелей рвалась.

Она хваталась за штурвалы,
Вращая диски и гремя,
Она в редукторах трещала,
СУПА суставы не щадя.

Она пыталась «мёртвым» хватом
За горло сканер ухватить,
Лишь монолог с отборным матом
Умел злодейку осадить.

Она плясала у экранов
Своё бесстыдство разнуздав
(С коварством самых тёмных планов) —
На растрах всё перемешав.

Она дробила отраженья,
Терзала контуры у вех
И узкие тела мишеней
Вплетала в кружева помех.

Она чернела, бликовала,
Она пыталась убежать,
Но всё же снова возвращалась
Сиреной громко завывать.

Она скользила змейкой гибкой,
«Срывала» полное АС —
С надеждой роковой ошибки
У операторов РС.

Она скандалила свирепо
В потоке брошенных команд,
И всё записывала, слепо,
Как самый строгий интендант.

И так дотошно вымеряла
Границы ближней, дальней зон,
Что в нас желанье закипало:
Швырнуть её за горизонт.

Она не слушала доклады,
Не различала голосов,
Звучавших словно канонада
Со всех сторон и из углов.

Она канючила утробно
Под вентиляторным ремнём,
По перепонкам била злобно
Волны воздушной остриём.

Она слепила фотовспышкой,
Разрезав мертвенную мглу.
Она кривлялась как мартышка —
Работой техники в АСУ,

Молчаньем жутким телефонов,
Машинных баков пустотой,
Дежурным сумраком плафонов
И ходом стрелок частотой.

Она стучала тумблерами,
Переключатели рвала,
Она светилась огоньками
И по планшету в центр ползла….

Всё это было, было, было…
И снова света толчея
Сквозь шторы на окне пробилась
Предвестницей благого дня!

Почернело небо. Засверкали молнии.
Эхо, докатившись, превратилось в дрожь.
Мир до каждой клеточки заполнили
Гул листвы и этот шумный дождь.

На сегодня все отменены солярии,
Лишь кривые росчерки всполох:
Строгий ревизор в небесной канцелярии
Средь чиновников навёл переполох.

Вот и зазвенели рамы стёклами,
Блямбы капель развели калейдоскоп
С красками потерянными, блёклыми,
Собираясь струйками в потоп.

Я – один в беседке под накидкою,
Задержался, некуда спешить,
И стою недвижимо под криками,
Что природа принялась трубить;

Не давая спуску, страха пущего,
Опустила тучи на предел…
И в меня безжалостно отпущены
Сотни сотен беспощадных стрел,

Что уже не кажутся здесь брызгами,
Искрами небесных жемчугов,
Испещрили, лопнули, измызгали
Пятнами рассеянных кругов.

Постигаю прописные истины
Тонкой кожей собственного я,
Ну и что, что ветер рвёт неистово
Клочья убегающего дня.

То, что сникли, прячутся, ссутулились
Лёгкие постройки и дома,
Что на опустевшей улице
Прямо у плетня сгустилась тьма.

Что и я не избежал той участи:
Мороси укутан пеленой.
Ну и что, огонь костра живучести
Теплит мир надеждою одной,

Стебельком, травиночкой упругою
(Кто и как такие силы в ней хранит?):
Баховской торжественною фугою
Новый день восток воспламенит!

Крадутся сумерки окольными путями,
Их не пускает лето на порог,
Жжёт беспощадно жёлтыми огнями
Деревья, травы, воздух и песок,

Жжёт до глубин, до безобразных язв, до боли,
До чёртиков в глазах, до тошноты…
А хрупкий мир от сотворения расколот
Свирепой алчностью бушующей толпы,

Свершающей любое преступленье
С жестокостью, коварством, похвальбой,
Лишь только б на короткое мгновенье
Возвыситься над серою собой,

Для оправдания избрав себе кумира
С постыдной спешностью и пошлой суетой
Из балаганного, крикливого проныры,
Кичливого убогой простотой.

И вот она стенает умилённо
В одном порыве множества людей,
Уже безумством прокажённых
Вокзалов, улиц, площадей.

И в этом пламенном экстазе
Готова сладко трепетать,
Растаять, раствориться в плазме,
Летать, метаться и сметать.

Как нам не уподобиться вандалам,
Чтоб мы не голосили в крик
В обвитых кумачом колонных залах,
Куда уж вирус истребления проник,