Николай Югаев - Ходовые испытания. сборник рассказов

– Мишка, что же ты меня не будешь?

– Да я, дядь Петь, еще не хочу спать, – ответил Мишка, краснея.

– Нет, нет. Давай поспи, утром поведешь машину.

Мишка долго ворочался, но, наконец, заснул. Когда Петр взглянул на него, на лице у Мишки блуждала улыбка. Петр полюбовался его детским выражением лица и, прикрыв его своей курткой, пошел к машине.

Утро настало с пением птиц. Мишка проснулся и, потягиваясь под теплой курткой напарника, увидел, как он разогревает вчерашнюю кашу, от которой вскоре распространился такой запах, что у Мишки потекли слюнки. Он вскочил и засуетился возле Петра.

Лучи солнца уже коснулись верхушек кедров, когда, прогрев машину, они тронулись в путь. Дорога круто спускалась вниз, и Мишка, не выключая скорости и слегка притормаживая, вел машину. Неожиданно перед концом спуска раздался отчетливый глухой стук в заднем мосту, и машина стала увеличивать скорость, несмотря на то, что двигатель уменьшил обороты до холостого хода. Мишка, растерявшись, резко надавил на педаль тормоза, отчего груженый прицеп занесло, и машина чуть не опрокинулась.

– Мишка! Понежней, понежней притормаживай… Вот, раскудри-кудрявая, полуось, наверно, срезало. Ты, как только машина начнет подниматься в гору, тормози, чем только можешь, хоть пяткой. Понял? – Петр ободряюще хлопнул его по плечу.

Мишка кивнул головой, и на его растерянном лице появилась виноватая улыбка, но сразу исчезла.

– Понял, дядь Петь, – и рука Мишки потянулась к ручному тормозу.

Машина остановилась в начале подъема как вкопанная, но Мишка все еще давил на педаль тормоза, пока это не заметил Петр.

– У тебя что, нога приклеилась к педали? – спросил он насмешливо.

– Тебе смешно, дядь Петь, а у меня до сих пор все дрожит, – ответил Мишка, снимая с педали действительно подрагивающую ногу.

– Ну, Мишка, невезучий день сегодня для нас! Ты случаем ночью не согрешил?

– Да ты что, дядь Петь, где же в тайге…

– Да и я не грешил. В чем же тогда причина, раскудри-кудрявая?

Петр выскочил из кабины и увидел, как с его стороны колесо, где находился задний мост, вышло чуть наружу. «Если бы это случилось раньше, – подумал он, – машину стащило бы под откос». Он посмотрел в ту сторону, и у него захолонуло сердце. Обычно лесистая часть вниз уходящего откоса была голой.

– Повезло нам, а то лететь бы пришлось далеко, – пробормотал он.

– Ты о чем там говоришь? – спросил Мишка.

– Спрашиваю, что делать-то будем? По нашей дороге теперь до понедельника никаких машин не будет. А потому у нас три варианта: первый – оставаться здесь и ждать возвращения через два дня рабочих на лесоучасток, а потом на их машине привезти запчасти, второй – идти до трассы по дороге пешком – 50 километров и ждать попутку, это те же два дня. И третий – если идти напрямую, через перевалы, вон в ту сторону, – Петр указал направление, – это приблизительно километров 15, – сэкономим целые сутки.

– Лучше, конечно, третий вариант, – с запальчивостью сказал Мишка.

– Ну, ну. Может, и лучше, – неуверенно промолвил Петр. – Надо же случиться такому, да именно в пятницу, когда вахта с рабочими еще вчера проехала домой! – всё не успокаивался Петр.

Делать было нечего, нужно было что-то решать. Интуиция подсказывала Петру, что не нужно рисковать. Эта кажущаяся близость – пройти через перевалы и выйти к трассе может оказаться иллюзорной надеждой. Но Мишке так хотелось завтра быть дома, чтобы скорее увидеть рыженькую Галку, что он смог уговорить Петра. Собрались быстро. В рюкзак сложили все съестные припасы, медицинскую аптечку, спички и половину в литровой пластиковой бутылке оставшегося утреннего чая. Петр вложил в ножны охотничий нож, а Мишка затолкал за ремень топор, всегда на всякий случай лежащий в кабине машины, и они тронулись в путь.

Надо было спуститься вниз. Склон был крутой, и трава скользила под ногами, словно лед. Приходилось, чтобы не скатиться вниз, цепляться руками за вросшие в землю валуны и булыжники. Чертыхаясь про себя, что согласился на такой безрассудный поступок, Петр медленно и осторожно сползал вниз. «Вот что значит быть молодым», – думал он с грустью о быстро прошедшей своей молодости, видя, как проворно спускается Мишка.

Мишка уже дожидался внизу, когда Петр поскользнулся и схватился за ближайший булыжник, который предательски сорвался с места и полетел вниз, ударив его по ноге. Сильная боль как будто пронзила ногу. Вскрикнув, Петр всё же прокричал Мишке: «Осторожно, камень!».

Охая, он продолжил спуск, но, спустившись, не смог опереться на ногу и потерял равновесие. Подбежав, Мишка поддержал падающего Петра.

– Дядь Петь, что с тобой? – его лицо, выражавшее детский испуг, рассмешило Петра, отчего на перекошенном от боли лице появилось подобие улыбки.

Мишка, увидев это, совсем растерялся, а Петр, пытаясь наступить на обе ноги, снова скривился от боли.

– Мишка, у меня что-то с ногой. Надо снять сапог.

Попытки снять сапог не увенчались успехом, дикая боль не давала даже пошевелить ногу. Пришлось резать его ножом, и как ни старался Мишка аккуратно это делать, Петр после этой процедуры сидел красный и мокрый, словно выскочил из парной.

– Вот, раскудри-кудрявая! – выругался Петр, осматривая распухшую ступню. – Или трещина, или перелом – не определишь. Давай, Миша, накладывай шины. Помнишь, как тебя учили на курсах водителя?

– А где их взять? – спросил, растерявшись, Мишка, оглядываясь вокруг.

– Ты возьми две хворостины по метру, да и счеши их до половины толщины – вот и будет две шины, а стянешь их бинтом. Он в аптечке, которую я на всякий случай взял… Ну, чёртов случай, раскудри-кудрявая! – с досадой закончил Петр.

Когда шины были наложены, Мишка засобирался идти, чтобы одному добраться до автотрассы и скорее помочь Петру. Тот запретил ему это делать, объяснив, что для того, кто ни разу не ходил по тайге, это верная гибель. Но разве будут слушать молодые горячие и здоровые парни, когда им кажется что силы у них не меряно, да и голова работает неплохо. На все уговоры и запрет Мишка ответил:

– Да знаешь, дядь Петь, сколько раз в армии мы делали марш-броски при полной выкладке, и ничего – я выдерживал!

Он быстро соорудил шалаш и застлал его мягкими ветками кедра. Оставив Петру почти все продукты и аптечку, набрав для себя в бутылку студеной воды из горного ручья, от холода которой ломило зубы, и взяв нож с ножнами, Мишка чуть ли не бегом бросился в гору, стараясь как можно прямее и быстрее пройти первый перевал.

Время приблизилось к обеду. Петр сидел у ручья, опустив распухшую ногу в воду. Боль немного утихла, но опухоль не спадала, а тело начала бить мелкая дрожь. Он переполз к шалашу и попытался заснуть. И это ему удалось, наверно, в этом ему помог ручей, мелодично поющий свою песню. Проснулся он, когда уже вечерело. Туго обвернутая бинтами и зафиксированная самодельными шинами нога всё же ныла. Хотелось вновь поместить её в холодную воду, чтобы успокоить. Петру показалось, что вдалеке кто-то крикнул. Он прислушался. Но кроме журчания ручья и шуршания листьев осин и берез, ничего не услышал. Душе стало неспокойно. Продолжая вслушиваться в шум тайги, Петр на некоторое время забыл о боли. Нехорошее предчувствие, видно, сбывалось. Время шло. Нога снова заболела, но беспокойство за Мишку только усиливалось. «Мишка все же заблудился!». – с тоской подумал он. От этой мысли его словно обдало жаром, на время он даже перестал чувствовать боль в ноге.