Николай Югаев - Ходовые испытания. сборник рассказов

– Может, я тороплюсь с выводом?! – говоря вслух, начал успокаивать он себя. – Возможно, Мишка просто не может договориться с водителями. Крюк-то большой, сюда и обратно – 100 километров, не каждый согласится ехать. Подожду до утра, – решил он.

Эти рассуждения немного успокоили его. И всё-таки он винил себя за то, что не сумел отговорить Мишку от безрассудного поступка. Морщась от боли, Петр подполз к ручью и, ополоснув лицо, набрал в бутылку воды. Затем он, сдерживая боль, опустил больную ногу в ручей и, замочив бинты, пополз обратно в шалаш. Когда он в него влез, уже стемнело. Холодный компресс немного успокоил боль. Спать не хотелось. С тоской Петр подумал о доме, в котором, конечно, жена уже обеспокоена его отсутствием, а дети резвятся, наслаждаясь визгом друг друга. И жена, и дети сейчас были вдали от него, но в этот миг он нутром почувствовал их близость, и от этого у него по душе разлилось тепло. Воспоминания вдруг нахлынули на него словно весеннее половодье, уводя от реальности его положения.

Марию он впервые увидел, демобилизовавшись из армии, на одном из тех бесчисленных вечеров, на которые его приглашали, и он не отказывался, изголодавшись по общению с женщинами. Там, на точке, где он служил, женщин он видел только на фотоснимках. Тогда Мария не произвела на него никакого впечатления. Не красавица на лицо, немного полноватая. Запомнились только её карие глаза, излучающие доброту, высокая грудь и, что он отметил тогда, во всём её облике ощущалась какая-то незащищённость. А здесь ещё случилась та история, о которой он рассказал Мишке, и он о Марии совершенно забыл. Впрочем, он с Марией и виделся-то всего один вечер, когда она приезжала к подруге. Второй раз он её встретил уже в районном центре, куда он бежал от первой любви. Оказалось, Мария работала медсестрой в том же автопредприятии, куда он устроился работать. То впечатление её незащищённости, которое показалось ему в тот раз, было обманчивым: из-за принципиальности её здесь побаивались все водители. Теперь они встречались часто; перед каждым рейсом он приходил к ней на медосмотр. Прошло полгода прежде чем Петр понял, хоть об этом ему давно уже твердил его друг, что Мария влюблена в него. А с некоторых пор он и сам стал примечать как нежно и, пряча глаза, брала она его руку, чтобы измерить давление, а потом с улыбкой провожала его взглядом, пожелав счастливого пути.

Жизнь холостяка с частыми гулянками закружила, завертела, и он не заметил, как потребность выпивать стала необходимостью. В первый раз, когда он в состоянии легкого похмелья пришел к ней на медосмотр, она с тревогой посмотрела ему прямо в глаза. Его смутил её испуг и укор этих карих глаз. Во второй раз в её глазах блеснули слезы, но штамп медосмотра в путёвку не был поставлен. За нарушение трудовой дисциплины его на три месяца перевели в слесари. Более месяца Петр избегал встреч с Марией, считая её виновной в этом, а если они внезапно встречались, – делал вид, что не замечает её. Между тем он всё более увязал в болоте пьянства, даже его друг Виктор не мог уже на него повлиять. Да он и сам уже чувствовал, как глубоко погрузился во что-то вязкое неприятное, что облепило и сковало его. Сковало не только тело, но и мозги и самое же ужасное – волю. Оставался свободным только рот, через который он ещё мог пить, дышать и говорить, да глаза, посредством которых он ощущал весь ужас своего положения. Ему становилось страшно.

Начальник последний раз предупредил его об увольнении, если он не прекратит прогулы из-за пьянства. Казалось, жизнь кончена, потому что только работа ещё позволяла ему ощущать жизнь. Вспоминая сейчас это, его непроизвольно передернуло, как от чего-то чрезмерно кислого. Вот тогда-то и проявилась в поступках Марии вся её чистая и сильная к нему любовь и мужественный характер. Она договорилась с директором и, вытащив его из-за стола, за которым он снова сидел с собутыльниками, при виде её вдруг разбежавшимся, увезла к своей бабушке в глухую деревеньку. Там с помощью трав, о которых ведала бабуля, так шутливо он назвал её в день приезда, а через некоторое время произносил это слово уже с почтением, Петр лечился целый месяц. Не только травы бабули помогали ему в лечении, но и чистота души Марии. Они часто гуляли по лесу, любуясь красотой почти не тронутой человеком природы. Постепенно его душа оживала, появилось желание и стремление выбраться из того болота, в котором увяз. Потом появилась и сила воли, помогающая противостоять своей болезни. И рядом с ним всегда находилась она – Мария. Он замечал, как каждая его маленькая победа над болезнью радовала Марию, какими счастливыми становились её глаза, излучающие радость и доброту. Она все больше и больше ему нравилась, но он не испытывал к ней тех острых чувств, что когда-то испытал. И она не требовала от него этого. Однажды, гуляя по лесу, они наткнулись на два гриба, растущих рядом, а около них небольшие бугорки, накрытые хвоёй.

– Посмотри, Петя! Здесь целое семейство!

– Какое же это семейство, когда двое, – возразил он.

– Петя, а ты приглядись. Вон видишь, как эти двое укрыли своих детей от всяких напастей, пока они подрастут. – Мария осторожно приподняла хвою, под которой торчали три маленькие белобрысые головки молодых груздей.

– Маша, а давай поженимся, – внезапно произнес Петр, и, смутившись своих слов, только что навеянных нахлынувшими чувствами, покраснел.

Мария также не ожидала таких слов и тоже зарделась, но быстро взяла себя в руки.

– Петя, ты знаешь, конечно, что я люблю только тебя, люблю с того дня как тебя встретила, но я также знаю, что ты меня не любишь… И потому, милый, возможно, ты потом будешь мучиться и винить себя из-за сегодняшней минуты слабости. Давай не будем спешить… – И она с любовью заглянула ему в глаза.

Петр хотел возразить, но она остановила, нежно прикрыв ладошкой его губы. Ладошка её была необычайно мягкой, и от неё исходил едва уловимый запах хвои.

До конца проживания их в деревне больше они к этой теме не возвращались. Лишь перед отъездом, когда он благодарил бабулю за излечение, она попросила его задержаться и сказала: «Ты, Петр, женись на Марии, любит она тебя. Много лет я прожила на свете и знаю: со временем и ты полюбишь её». Петр ничего не ответил бабуле, только нежно обнял и трижды поцеловал её смуглое, изрезанное глубокими морщинами лицо, отчего та смутилась и поцеловала его в лоб. И уже на выходе его из избы, спешно, вслед, перекрестила.

Вернувшись в город, Петр и Мария встречались только вечерами: обычно ходили в кино, иногда на танцы. Петр больше не настаивал на своём предложении жениться. Правда, его бывшие собутыльники, посмеиваясь над ним, спрашивали: – когда на свадьбу-то позовёшь? Он беззлобно отшучивался: