Лев Трахтенберг - На нарах с Дядей Сэмом

У окна.

Как и в карантине, на ПМЖ койки не «завоевывались», а назначались начальством.

Длинноволосый субъект громко выругался: «Коньо!» [123] Conyo – очень экспрессивное ругательство, буквальный перевод «вагина» ( исп. ). – и бросил на пол книгу. Как выяснилось позже, мексиканец сидел в третий раз и был зол на «весь крещеный мир».

С Марио я разыграл сценку искреннего мужского раскаяния: вел себя искренне, просто и брутально.

Начал с обращений и фраз, никогда не употребляемых мной в обычной жизни: «Извини, старичок», или «Ты же знаешь, дружище, что это не моя вина», или «Спасибо, братан!»

В соответствии с подаваемыми репликами разводил руками и понимающе кивал.

Я всегда считал, что КПСС была права, придумав теорию «мирного сосуществования», ибо иметь плохого друга, безусловно, мудрее, чем хорошего врага.

Через полчаса, устроившись на новом месте и закончив отработанное представление новым соседям, я подводил предварительные итоги.

«One man show» [124] Театр одного актера. главного героя прошло более чем успешно – многоуважаемая публика даже улыбалась мне в ответ. Это первый плюс.

Зорро съехал с элитной койки почти без проблем, и никаких эксцессов при этом не возникло – второй плюс.

Нижние нары у окна совсем неплохо – третий.

Наличие в камере еще двух белых – уже четвертый плюс.

Соседство с музыкантом-гитаристом – бальзам на душу – пять с большим плюсом.

Учитывая все вместе взятое, получалось, что я заехал на зону вполне удачно, если не сказать больше. «Все-таки есть бог на свете и хотя бы минимальная справедливость на Земле!» – радовался я своей удаче.

– Русский, ты куришь? Пойдем, пообщаемся, – неожиданно прервал мои мысли чернокожий сосед справа.

Я сразу же согласился.

Мы вышли на перекур в соседнюю уборную, которая оказалась достаточно грязной и некомфортабельной. Место общего пользования в самом прямом смысле.

За курение в туалетах менты моментально давали «тикет» [125] Ticket – квитанция, повестка. – официальный штраф, предусматривающий обязательное, вплоть до карцера, наказание. Чувствовалось, что моего визави [126] Vis a vis – буквально «лицом к лицу» ( франц. ). это явно не смущало.

Лук Франсуа, 50-летний мулат с фигурой Арнольда Шварценеггера, музыкант и программист, бывший житель гаитянского Порт-о-Пренса и американского Чикаго, обладатель добрейшей улыбки и впечатляюще высокого IQ, говоривший на семи языках, солист местной рок-группы и некогда успешный бизнесмен, отец четырех детей и… наркоторговец со стажем не боялся никого и ничего.

Лук отсидел одиннадцать лет, еще четырнадцать маячило впереди, Несмотря на чудовищный срок, он сохранял тот самый пресловутый солнечный оптимизм и веру в лучшее – к нему тянулись все и вся.

Я не составил исключения – его харизма завлекла и меня. Он ответил тюремным теплом и взаимностью – мы подружились буквально с первых минут.

Лук и Лев вместе ходили в столовку, занимали друг другу всевозможные очереди, готовили общую еду, бегали по стадиону, занимались утренней физкультурой, слушали музыку, разминались в джиме, нелегально курили и, конечно, были в курсе всех домашних и личных дел друг друга.

На нашу дружбу с некоторым недоверием смотрели и белые, и черные, а сокамерники стали называть нас «Бэтмен и Робин».

Часто при виде Лука Франсуа Дюверне, его широкой негритянской улыбки и многочисленных косичек, спускающихся на железные плечи, я вспоминал одну дворовую песенку, услышанную мною в глубоком детстве: «На острове Гаити / Жил негр Титти-Митти, / Жил негр Титти-Митти / И попугай Нанэ!»

С детских пор и до моего приезда в Америку судьба Гаити меня особенно не интересовала. Знал что-то о «папе Доке» [127] Кличка Франсуа Дювалье – диктатора и бессменного президента Гаити в 1950–1970 гг. , президенте Аристиде и бесконечных переворотах на некогда гордом острове на Карибах.

Впервые «вживую» с выходцами из этой страны я столкнулся в 1994 году, работая «специалистом по трудоустройству» в одной из общественных организаций в соседнем Джерси-Сити.

Тогда Штаты предоставили политубежище нескольким тысячам гаитянских беженцев, добиравшимся до Флориды на плотах и разбитых вдребезги лодках. Чернокожих политэмигрантов газеты прозвали «люди из лодок», [128] Boat people. а в мою задачу входило их трудоустройство в благословенной Америке.

Помню, что гаитяне меня поразили.

Несмотря на то что многие из них попали в страну «в чем мать родила» и по-настоящему бежали от войны, от них исходила глубокая положительная энергия, в которой я с удовольствием купался.

Мне так понравились эти светло-коричневые люди, говорящие на «полуфранцузском» креольском языке, что я оставался с ними даже после работы, что на меня не похоже в принципе.

Теперь понятно, почему, как только я узнал про гаитянские корни Лука, в моем сердце ожило «все былое».

Мой чернокожий друг бескорыстно и по-доброму учил меня тюремному житью-бытью, местным порядкам и понятиям, правилам и обычаям. Я внимал и даже в чем-то пытался ему подражать. К тому же с ним я чувствовал себя достаточно защищенным – у местной братвы Лук пользовался безграничным авторитетом.

– Ты попал в очень хорошую комнату, Лев, – часто повторял мой новый друг во время перекуров и разговоров по душам. – У нас подобрались неплохие ребята – почти все как одна семья. Если будешь вести себя правильно, все и всегда будут на твоей стороне: помогут, чем смогут.

– Лук, что ты имеешь в виду? – пытался определить я свой modus vivendi [129] Образ жизни ( лат .). на ближайшие несколько лет.

– Этому не научишь, но с тобой вроде бы все ОК. Относись к людям с уважением и так, как бы ты хотел, чтобы относились к тебе, и все будет нормально, Русский! – сказал он, слегка грассируя по-французски английские слова.

– Да, да, понимаю, – подтвердил я, невольно погружаясь в ненужные рефлексии.

– Ты сам видишь, я делаю все, чтобы в камере было «one for all and all for one» [130] Один за всех и все за одного. , – произнес он знаменитую фразу д'Артаньяна по-английски.

Почему-то у артиста Боярского она звучала по-другому, как-то пошлее и мельче. Здесь, в тюрьме, девиз мушкетеров приобретал более глубокий смысл.

– Напротив тебя нары Марио, ну того мексиканца, которого ты уже успел назвать Зорро. Был тут недавно с ним один случай, который здорово сплотил нашу камеру.

– Что случилось? – спросил я, настраиваясь на рассказ и прикуривая очередную сигарету.

Лук курил ароматизированные самокрутки «Бьюгалз», я подсел на безналоговые «Мальборо», которые на федеральной территории Форта-Фикс стоили в два-три раза дешевле, чем «на воле».