Дмитрий Иванов - Коллекционер (сборник)

Потом вчетвером мы придумывали фасон свадебного наряда. Галина бабушка провела еще одну ревизию своих неиссякаемых запасов и вынесла немецкую ночную рубашку, похожую на бальное платье – всю в кружевах. Мы, кое-что изменив, воссоздали на пергаментной бумаге выкройку рубашки, перенесли на крепдешин, наметали, примерили… Так рождался мой знаменитый свадебный убор, который годами потом одевался на каждое знаменательное мероприятие и заносился до дыр. Рука не поднялась его выкинуть – до сих пор хранится аккуратно сложенный в одном из чемоданов на антресолях.

На свадьбе Верка все смотрела на меня сочувственно. Я не понимала, почему она так глядит, – витала в своих иллюзиях. Думала, получила, наконец, звезду с неба в обертке из перистых облаков. Все теперь у меня будет замечательно: впереди полные взаимной любви годы, мы с Вадимом сделаем карьеру и вырастим деток. А когда состаримся, станем похожими на моих бабушку с дедушкой: будем ходить друг за дружкой, помогая хозяйничать и разговаривая о внуках…

Костюм жениху одолжил однокурсник, на свой денег не хватило. А свадьба, несмотря на скудость стола, прошла очень весело: студенты должны быть бедны. Их счастью бедность – не помеха.

Однажды, когда он уже учился в вузе, во время каникул приехал в родной среднерусский городок. И здесь, прогуливаясь по недавно засеянному полю, обнаружил раритеты, на которые тракторист, видимо, не обратил внимания, когда плугом вывернул из земли это чудо.

Меч и фрагменты кольчуги. Он недели две самозабвенно доводил найденные сокровища до блеска, счищая ржавь веков где-то вычитанным способом – при помощи ортофосфорной кислоты. Добившись неплохих результатов (каверны и раковины, появившиеся от времени и некачественной ковки, не в счёт) он решил для себя, что коллекционировать старинное оружие следовало начинать несколько раньше. Решил, а потом сдал свою находку в краеведческий музей, позднее ни разу не пожалев об этом.

История родины – она, брат, не какой-то там кусочек бумаги с перфорацией и нанесённым на него изображением австрийских орлов, немецких стервятников и английских особ королевского дома Виндзоров.

Только относительно екатерининского рубля ещё оставались некоторые сомнения, пока их спустя немало лет не рассеял один нумизматический каталог, из которого Прошка (наконец-то автор в конце повествования удосужился дать имя своему герою) , а теперь уже Прохор Артёмович, узнал, что рубль этот серебряный оценивается экспертами в восемь-десять тысяч долларов. А сие, согласитесь, несказанно малая сумма для того, чтобы продать родину, пусть и малую, если у тебя завёлся гнусный червячок жадности в районе солнечного сплетения.

А уж о Прошке и говорить нечего… Не зря его называют бессребреником жена, друзья и коллеги по работе. Жена с любовью, друзья с завистью, а коллеги с презрением. И верно, нет теперь у него того самого серебряного рубля с мягкими, скруглёнными от частого хождения по державным финансовым трактам рёбрами и таким несказанно близким рельефным изображением Екатерины Великой в буклях. Отдал в качестве своего взноса на операцию одной школьной знакомой. Ну, что вы, какая там первая любовь. Просто сидели за одной партой… А теперь у её сынишки что-то нехорошее с кровью.

И марки свои знаменитые тоже продал… А жена имела на них виды с норковым отливом…

Чуть до развода дело не дошло. Но не дошло же, чёрт возьми! Не для того живём… Вот хотел сказать, но понял, что неуместно это, пафосно чересчур. Нельзя благое дело словами-то забалтывать. Нельзя о себе думать возвышенно, грех поскольку.

Бессребреник? Интересно, смог ли бы он продать свою малую родину за такую сумму? Вот большую-то Родину продают за вполне адекватные евро. Это настолько же эфемерно, как тридесятый голос группы «Мираж» четвёртой концертной ипостаси.

Зато теперь Прохор Артёмович демонстрирует внукам тот самый древнерусский меч и кольчугу всякий раз, когда попадает в родной городок российского Нечерноземья во время школьных каникул.

Вот Вадим и назвал своего героя, отделил от себя. Отделил ли? Имя-то дал условное, просто чтобы назвать. Прохор Артёмович, Прошка – как-то без воображения, неловко. Сейчас так величают разве что в глухой деревне. В городе Прошка звучит насмешливо.

И опять размышляю над тем, что он хотел выразить своей историей. Зачем делал вид, будто пишет не о себе, хотя очевидно обратное? Чужие, возможно, ему поверят…

Студенческие годы закончились, а скудость существования не спешила никуда уходить. Надо было добиваться достойного жилья – что за жизнь в заводском общежитии. Вадим считал: раз он хорошо работает, то остальное ему должны поднести на блюдечке. Мечтатель! Ради всякой мелочи я обивала начальственные пороги, нервничала, искала нужных людей и подходы к ним. Он глядел на меня с осуждением и все больше замыкался в своих Черчиллях, Виндзорах, Екатеринах Великих. Древнерусские мечи и кольчуги его еще больше интересовали, да разве походами в музеи дети будут сыты? Мне было больно, но я надеялась, что рано или поздно он поймет…

У нас с ним бывали и замечательные минуты, я вспоминаю их, и губы растягиваются в улыбке – несмотря ни на что.

… Вот я, почти еще девочка, варю свою первую курицу, не очистив ее от потрохов, понимаю – испортила, а он ест и нахваливает…

… Ведет меня в роддом – от нашего жилья в двух кварталах. Спотыкаюсь, он подхватывает, и я чувствую, как дрожат от напряжения его бережные руки…

… Дочка заболела, ей всего семь лет, шпарит температура – лекарства не помогают. И скорая опаздывает. Теряюсь, плачу… А он вспоминает, что в соседнем подъезде обитает врач и бежит за ним…

В мгновения особого риска, на границе жизни и смерти, я была уверена в его любви. Но мгновения эти проносились быстро, и сердце опять начинало тревожиться…

Шли годы, я начала забывать парня с монетой-выдрёнышем, пляшущим между фалангами пальцев. Чувствовала себя неудовлетворенной стареющей женщиной: в заботах о муже, детях, в житейских сложностях. Муж прячется от жизни в абстрактной мути. Спасается в ней от обязательств перед семьей. Друзья для него всегда были важнее меня. Они говорят об умном, мечтают о высоком… А я… я обеспечивала материализацию возможности мечтать.

И только однажды… Когда развод стоял на пороге…

– Эй, ты! – крикнул он кривляющейся амальгаме. – Какого чёрта! Ты не можешь даже изменить свою примитивную внешность! Кто ты такой, в конце концов? Усталый странник на финише своего пути? Да, полно… Обычный меркантильный индивид, каких много по обе стороны океана. Только пытаешься выглядеть красиво и бескорыстно. А это ещё б ольший грех, чем быть записным грешником, не задумываясь о том…