Ирина Лукницкая - Оберег на любовь. Том 1

А Соня удивленно, словно все должны быть в курсе ее фобий, воскликнула:

– Я?! Да что вы! Какой там грести? Я и в лодку ни за что не сяду!

– Что так?

– Я воды боюсь, – честно призналась девчонка.

– Вы тоже воды боитесь? – обратился он ко мне, мягко дотронувшись до моего плеча.

В его вопросе почему-то присутствовали нотки сомнения.

Говорить я по-прежнему не могла. Меня буквально приковали к месту магнетический взгляд и голос незнакомца. И теперь, изменив манеру изъяснения, с минуса на плюс, я закивала. За мою непоследовательность мне досталось. Пашка совсем не по-джентльменски пихнул меня локтем под бок, что означало: «Ну, что же ты! Скажи, что умеешь». И вслух за меня ответил:

– Да не боится она ничего, и грести умеет. Просто, так, чего-то растерялась.

– Вот и славно. Тогда расклад такой. Пойдем далеко. Течение дальше серьезное. Пока я вижу, в вашей команде только один боец в строю. Предлагаю девочек в расчет не брать. Они у нас пассажирки. Ты будешь помощником капитана, – решительно указал незнакомец на Павлика и пояснил: – Сожалею, что твой раненный брат не может грести – зато отлично может командовать. Значит, он и станет у нас капитаном. А уж меня вам придется взять в свою команду матросом. Ну, как? Идет?

Молодой мужчина разговаривал с нами, как с детьми, каковыми мы, в сущности, для него и были, но без капли превосходства или насмешки. Он четко уловил, что близнецы при внешнем своем сходстве – абсолютно разные внутри, и безошибочно определил лидера в их дуэте. Я подумала, что Федор, наверное, не пережил бы, если бы хозяин лодки распределил полномочия между братьями наоборот. В результате ни Соня, ни ребятня, с их подростковым гонором, даже не заметили, как легко незнакомец все обратил в игру. Не мог же взрослый человек подвергать опасности детей, оставив их одних на воде, поэтому и предложил себя в качестве матроса. Организационно-разъяснительная работа была проведена корректно, без сучка и задоринки. Святые мальчишеские чувства не были задеты… И мы с Сонькой, вроде, тоже при деле.

Из шока я до конца еще не вышла, но оценить поступок нового знакомого уже была в состоянии. «Хитрый. Какой гениальный подход подобрал к детям! Макаренко отдыхает», – подумала я чуточку с иронией. Под детьми я, естественно, имела в виду пацанов и Соню, но ни в коем случае – не себя.

Итак, переговоры состоялись. Постановили, что плывем все вместе, в сопровождении старшего товарища. Он направился к воде отвязывать лодку, бросив нам на ходу:

– Спускайтесь минут через десять, я подгребу к «купалке».

Но за десять минут ситуация в корне поменялась. Соня, как ее ни уговаривали, категорически отказывалась от прогулки по реке. Не успели братья смириться с ее самоотводом, как вдруг на поляне появилась очень миловидная, изящная, как рюмочка, молодая женщина в пестром простеньком ситцевом платье, с черными блестящими волосами и черными же миндалевидными глазами. Она подошла к нам решительным шагом, приветливо поздоровалась со всеми и негромко скомандовала:

– Ребятишки, домой! Дядя Захар за вами на ГАЗике приехал. Дождались, наконец, вы своей рыбалки. Давайте, быстренько, быстренько. Не копайтесь… Мне вас еще в дорогу собирать.

В первый момент братья сильно растерялись. Они терзались двояким своим положением. На мученических лицах можно было прочесть следующий текст: «Черт, как перед девчонками неудобно! А перед хорошим человеком неудобно вдвойне. Сами кашу заварили с этой лодкой. А как же рыбалка? Ну, не отказываться же. Ведь целый месяц ждали, деньки считали, снасти готовили…».

Раздумывать нашим орлам было некогда. Да и выбора сыновьям их миниатюрная мама не оставила. Дамочка очень торопилась, и буквально через мгновение ее пестрое платье исчезло с поляны – точно бабочка присела на лужайку, покачала крылышками, удивила всех своей расцветкой, раз – и упорхнула.

– Девчонки, так вышло, – виновато и грустно развел руками Пашка, добрый наш паренек.

Федор тоже извинился, немного коряво:

– Да ладно, сами тут разберетесь, не маленькие…

Ну, что ж, как умел.

Друзья собрались за одну секунду и потопали, оба заметно расстроенные: Федор шел резвым шагом, но с поникшей головой, а Павлик плелся сзади, волоча по траве «Демиса Руссоса», набитого так и не востребованными полотенцами. Напоследок братья по несколько раз оглянулись, как будто что-то потеряли на берегу.

Я поняла, что в семье близнецов команды матери не обсуждаются, капризничать не принято, и это, похоже, незыблемое правило. Меня мучил вопрос: «Как маленькой хрупкой маме удалось родить двоих здоровущих парней? Да еще и воспитать пацанов как надо!». Но мою уважительную точку зрения, оказывается, не все здесь разделяли. Наши зрительницы, на глазах которых разыгрался весь спектакль, начиная от успешных переговоров и кончая бесславным удалением актеров со сцены, стали делиться друг с другом впечатлениями от просмотра, по-своему трактуя события:

– Нарожают без мужа, а смотреть за ими не хотят. Вот дети потом себе позвоночники и ломают, – разразилась обличительной речью толстуха, отчего в ее мясистых ушах всколыхнулись крупные янтарные серьги.

– Ох, и не говори, Минерва. Опять ребятишек сплавляют куда-то. Лишь бы не заниматься ими. Бедные дети. А кормят чем? Едят, что попало. Что нашли в огороде, то и съели, – немедленно ожила ее дистрофичная подруга.

У меня сразу родилась неприличная рифма: «Минерва – толстозадая стерва», и возникло большое желание поделиться этим афоризмом с Соней, но я сдержалась, решив не уподобляться грубиянкам. Хотя, само по себе имя толстухи мне показалось интересным. Звучное и редкое. По крайней мере, я раньше не знала, что такое имя вообще существует в природе.

Тетки неуклюже, как тюлени на льдине, ворочались на своей подстилке перед самыми нашими носами с боку на бок, будто охотились за солнцем. Я подумала: «Им точно уже хватит. Судя по бреду, который они несут, обе давным-давно перегрелись». В данный момент женщины усиленно подставляли фасад лучам на расправу, а нам на обозрение, и я в деталях смогла разглядеть их лица.

У Минервы кроме тройного подбородка и сережек была еще одна особая примета: то ли большая родинка, то ли бородавка светила во лбу, как путеводная звезда. На нервном лице Раисы больше всего выделялись губы, накрашенные толстым слоем алой помады, столь неуместной здесь, на пляже; когда она открывала рот – мне виделась в ней большая рыба. Только рыбы существа безмолвные и, как правило, безобидные, чего я никак не смогла бы сказать о нашей героине.

– Сонь, ты случайно не знаешь, нафига рыбе зонтик? – шепнула я на ушко подруге и хихикнула.

Соня поняла меня с полуслова.