Владимир Любицкий - Век годами не измерить (сборник)

– Вот гады! – сжимает кулаки Сергей Жигалов. – Это ж у нас на Орловщине, в моих местах!

Разговор прерывается сигналом боевой тревоги. По кораблю разносится команда:

– Корабль к бою и походу приготовить!

Матросы стремглав разбегаются по боевым постам, сноровисто задраивают отсеки, расчехляют механизмы.

Чаговец и Стребыкин, как всегда, на посту вместе. Анатолий с надеждой спрашивает:

– Неужто в море выйдем?

– Смотри, не сглазь!

Но спустя некоторое время, когда на центральный пост один за другим поступили доклады о готовности, догадка подтвердилась. Братишко отдает приказ:

– По местам стоять! С якоря сниматься!

Механик корабля старший лейтенант Варламов собрал трюмных машинистов в центральный пост. Небольшого роста, похожий на подростка, то и дело привставая на носки, он говорит:

– Боевой опыт показал, что при разрывах глубинных бомб первым делом выходит из строя освещение. Вот почему мы так часто учимся действовать в полной темноте. Даю вводную: лодка получила большой дифферент на нос. Стребыкин, дать пузырь в носовую группу цистерн главного балласта!

Анатолий, успев завязать глаза, ощупью старается отыскать колонку аварийного продувания цистерн и найти нужный клапан. Вот он, первый слева!

– Даю пузырь! – докладывает он и открывает большой маховик.

– Грудин, снять давление с носовой группы в отсек! Чаговец, дать воздух высокого давления на колонку продувания!

Едва только, сталкиваясь от качки, матросы справляются с задачей, по кораблю раздается новая команда:

– Срочное погружение!

И в считанные секунды лодка уходит на перископную глубину.

– Приступить к зачётным торпедным стрельбам!

Анатолий оказывается рядом с Яковом Лемпертом.

– Теперь не подведи, – говорит ему Яков и ласково гладит корпус торпедного аппарата. – Моим малышкам от тебя одно требуется – воздух высокого давления. А уж они не промахнутся…

– Акустик, доложите цель! – это голос командира.

Николай Фадеев докладывает:

– Транспорт! Слева по курсу – 15 градусов!

– Носовые аппараты… товсь… Пли!

В торпедных аппаратах громко зашипело, и лодка вздрогнула, посылая смертоносный груз к цели.

– Срочное погружение на тридцать метров!.. Штурман, засечь место атаки!

– А это зачем? – тихо спрашивает Анатолий у Лемперта.

– Чтоб торпеды не потерять. Они, считай, на вес золота: не дай бог, утонут – ищи потом по всему заливу!

– Транспорт условно потоплен! – слышен голос командира. – Поздравляю команду с успехом.

– Условный транспорт в условном месте условно потоплен! – язвительно дублирует Нищенко.

По кораблю разносится сигнал отбоя тревоги, и матросы возвращаются в кубрики.

– Знаешь, Казимир, – обращается Нищенко к Вашкевичу, – ты хоть и парторг, но не будь святей папы римского!

– Это как?

– А так! Политрук только рот открыл, а ты сразу сю-сю-сю…

– Дурак ты, Витюша, – беззлобно, но с обидой говорит Вашкевич. – Выходит, если я с ним согласен – мне молчать, лишь бы ты чего не подумал? Да если хочешь знать, нытик на корабле хуже шпиона. Диверсант!

– Я – диверсант?!

– Будешь ныть – станешь.

– Ладно вам! – урезонивает обоих Чаговец. – Правду говорят: два электрика сойдутся – считай, короткое замыкание… Дайте покемарить – мне через полчаса на вахту.

В кубрике наступает тишина, слышно только мерное гудение дизельных двигателей.

Внезапно покой корабля снова взрывает боевая тревога. Матросы слетают с коек.

– Вот и концерт по заявкам! – бросает Стребыкин.

Вцентральном посту Братишко смотрит в перископ и командует:

– Оба дизеля, стоп! Самый малый назад!.. Сигнальщик, доложите обстановку!

Василий Глушенко рапортует:

– Впереди справа по борту – мина! Кажись, одна…

– Отставить «кажись»!

– Одна, товарищ капитан-лейтенант!

– Откуда бы ей тут взяться? В наших внутренних водах… – произносит рядом с Братишко командир БЧ-2 старший лейтенант Сергеев.

– И тем не менее, Василий Константинович… Как говаривал, кажется, ваш любимый киногерой – грубо, но факт! – Братишко навел перископ в нужную точку и уступил Сергееву свое место. – Смотрите сами.

Сергеев приникает к окуляру и видит прыгающий на волнах черный рогатый шар мины.

– Носовые аппараты, товсь! – командует Братишко.

Усатый наводчик Иван Горбенко и установщик цели Павел Листков готовятся к выстрелу.

– Пли!

Видно, как в море ныряет одна торпеда, другая, третья… В море зловеще тихо, мина невредимо купается в волнах. Наконец после очередного, пятого выстрела раздается взрыв, и над водой вскипает черное, но уже безопасное облако дыма. Оно постепенно оседает, и вместе с ним оседает напряжение на постах.

– Отбой боевой тревоги!

Яков Лемперт встречает Горбенко объятиями:

– Всё, братишка, в твою честь тоже отпускаю усы. До победы!

– Ну, теперь Гитлеру полный капут, – замечает Чаговец. – Его усики против наших – один сорняк!

Пока лодка ложится на обратный курс, по отсекам разносится:

– Бачковым – на камбуз! Команде обедать!

– Вот это жизнь! – радостно констатирует Виктор Бурлаченко и, прихватив бачок, отправляется на камбуз. Вскоре он возвращается, но не один – вместе с ним, держа в обеих руках литровую банку компота, шествует щуплый кок Демьян Капинос:

– Горбенко, Листков! От лица службы… и от моего лица…можно сказать, объявляю благодарность!

В кубрике раздается дружное «ура!». Нищенко поднимает Капиноса вместе с банкой:

– Визьмэш в руки – маеш вэщь!

Кубрик радостно хохочет. Горбенко щедро делится с товарищами «наградным» компотом, но первому наливает Васе Глушенко:

– Вот кому спасибо надо сказать. Проглядел бы он мину – глотать нам всем забортную воду.

А Вашкевич, чокаясь компотом с Нищенко, покровительственно обнимает его:

– Теперь понял, в чем наше самое грозное оружие?

– Да ладно тебе… – отмахивается тот.

Вечером на плавбазе тихо. Огней вокруг почти не видно: хоть и далеко война, но, кажется, сам воздух напоен тревогой. Краснофлотцы собрались на палубе на перекур. Николай Фадеев – с неразлучной гитарой. И после тихих переборов сама собой начинается песня из недавно увиденного кинофильма – ее заводят тенор Петра Грудина и бас Сергея Чаговца.

В какой-то момент Стребыкин не выдерживает, прерывает тягучий мотив: