Ярослав Полуэктов - DUализмус. Семя льна

– Да прямо на работе и прививайте, – советуют спевшиеся мудрый пьяница и бестолковый псевдописатель новаго, неопознаннаго жанра.

А вот ниже… Что ниже колена? А: высшая похвала псевдописателю, тож гиперреалисту Чену Джу. Вот что. Вот оно что. Вот что оно!

Порфирий Сергеевич Бим серьезно и увлеченно, позабыв архитектурную повинность, перемежаясь с пивом, отодвинув порножурналы и порнодиски, мастурбирует над главками Чтива. Чтива Первого, что из Общей Солянки Чена. Там, где Живые Украшения Туземского Интерьера ходят в трусах и без оных. Вот целебная сила живого слова!

Какой конкретно странице поклонялся Бим – только ещё предстоит угадать будущим биографам и литературоведам.

Бим слёзно просит «как можно поскорше» «измыслить» «продолжуху». В кавычках бимовский сленг.

А, придя в гости к Туземскому, и не со зла, а из познавательских соображений побивает в туалете керамику (она держится на божьем слове Мела Гипса Картона). Потом начинает канючить:

– Вот это что ли та самая дырочка под батареей, в которую ты… как бы подсматривал?

– Да, Порфирий, вот это и есть та самая дырочка, – говорит ему польщённый Чен, в которую я «не как бы», а честно подглядывал.

– А это та самая сексуальная пепельница с Джульеткой?

– Да, та самая, Порфирий. А что?

– Выкинь её наhер.

– ??? (Как так, мол).

– А я подберу.

– А я не дам.

– А я тебе Пенька не дам.

Уникальный домашний пенёк у Порфирия, в назидание пеньку его собственному, дряблому как высоленный в материале онона корешок, имеет ноль целых девяносто сотых метра в диаметре по верхнему срезу. В основании корневища – сто двадцать сантимов. Высотой «в три четвертухи порноклизьменного стола».

Звать его, если не громко, а уважительно: Пень.

Просто Пень, без отчества. И это не обидное слово, и не простое имя, а благородная Суть Его. Бог биологии. Синдром, смысл жизни и пользы после смерти.

Занесёный как-то раз в квартиру Бима пень (тогда он не был одушевлённым) является провокационным козырем при обмене на сексуальную коллекцию пепельниц Чена.

Пень верно и долго служит хозяину стулом для оздоровительно-профилактического действа, совершаемого перед стационарно прикрепленного гвоздём зеркала накануне выхода в рабочую среду.

Каждая среда у Порфирия – среда рабочая, и она же всемирно еженедельный Праздник Мастурбацьон.

Чтобы хорошо отметить праздник, надо немало потрудиться над собой.

Пенёк выручает хозяина в паранормальных играх с весёлыми шестидесятилетками, укладываемыми то вдоль, то поперёк универсального изделия.

При этом приговаривает Бим как заклинание странные слова: «В память о дедушке, в память о дедушке… и… И так раз десять». А потом вдруг задумается ни с того, ни с сего, и начинает выспрашивать, а год-то, мол, какой нынче? А ему отвечают, такой-то мол. Тут Бим начинает расстраиваться, а иной раз как разрыдается, что, мол, день рождения круглый пропустил и что теперь удачи ему не будет… и всё такое. И начинает бить поклоны. Странный этот Бим человек… Уж не сумасшедший ли он? Да вроде бы и нет. Обыкновенный чудак.

Кроме того, и в случае чего, Пень повлияет на продажную стоимость хаты.

– Это мой эксклюзив. Наследство, – утверждает и небезосновательно в течение десятилетий Порфирий Сергеевич. – Я его даже за долги не отдам. А в аренду могу. В виде исключения, разумею.

– А я и не прошу твоего пенька. Нахрен мне твой пенёк: у меня тоже есть повод для гордости. Вместо пня у меня ископаемый нос от носорога. И скоро ремонт. Рог некуда пристроить, а ты мне про пень талдычишь. Я что, член Плейбоя и завтра куплю Пентхаус?

Но, тому хочется поиметь в аренде пень, и он поправляется: «Авось подумаю ещё».

Туземскому жалко расставаться с пепельницей даже по временному бартеру (мало ли чего натрухает туда Порфирий). Но, попробовать пенёк нахаляву в качестве сексодрома он не против.

– Я к тебе как-нибудь в гости зайду. Готовь плацдарм. Пробу будем с товарища твоего брать.

– Приходи с Дашкой, – ррраскатывает губищща Бим.

Он затрагивает насущную тему. Очень уж он смокчет по Дашке. Но для Кирьяна Егоровича эта тема наисвятейшая.

– С Дашкой не получится.

– А чё так?

– Она моя.

– Пользовал? Сколь раз?

– Ещё чего! Моя и всё тут.

– Ну и прощайся тогда с Пеньком, – шантажирует Бим, веселясь.

– Я и не здоровался.

– А всё равно попрощайся.

Льдина трогается, ибо подпёрта эрегированным багром (для некоторых неудачников – сексуальнейшей в тот раз весны).

– Ч-чёрт! Тогда может так: с Жулькой приду. А чё? Жулька пойдёт. Насчёт взаимоёбли (– тогда уж «взаимоиспользования», – кричат доброжелательные критики) сами решите. А ты это… проституточку вызовешь… для меня. За твой счёт. Или с Щёлкой приду. Он забыл, что Маленькая Щёлочка (в телефоне тупо О-щё-щё, или О-ля-ля: он уже забыл, ибо обе были) … на пятом месяце беременности, и потому на пенёк может не сговориться.

А на Щёлочку у Кирьяна Егоровича встаёт сразу, стоит только подумать…

– Жаль, жаль, – говорит Бим. – Дашку всё равно хо'чу. Ой, как до чрезвычайности хо'чу ебсть ея! (ха: пользовать её). – Дашка ему – как валерьяна котишку». Так же извивается и лижет что не попадя. Просит, как минимум, чтобы по pizze пошлёпали, и чтоб драли шкирку в день по пять раз: до кити-кэт и после сливок. Глаза при этом бешеные.

Но не продаст Дашку её телохранитель и недобрый эскимос ни за какие коврижки, ни за сметану и даже золотишко. И не только жаждущему, исстрадавшемуся Биму, но никому и никогда. И ни как подарок лучшему другу Джеку Руби.

♥♥♥

Планы пеньковой передислокации, надо сказать, оборотились бы сверхпроблемами. Ну, очень комлеватый пенек, ну очень-оченно комлеватый!

Выпилен Пень из старой лиственницы, больно поди было, весит под сто-двести кило. Если бы Пень был из золота, то весил бы две тонны. Но он изваян из деревянного вещества.

У Пня с точностью до одного пересчитаны кольца.

Самые важные отмечены шариковой ручкой.

Там даты особой толщины наростов и анализ погоды тех треклятых лет, когда крестьянам приходилось туго-натуго затягивать пояса и жидко гадить опилками.

Чтобы внести-вынести Пень в квартиру через дверь потребуется очередная пилёжка.

Его – если целиком – надо грузить в грузовик, поднимать-опускать на этажи как минимум вчетвером.

Если порезать, то снова склеивать.

А если не пилить, то потребуется подъёмный кран на недетских колёсиках.

А все перемещательные операции «квартира-улица-квартира» претворять в жизнь через окна.

Хлопотные все дела.

А если везти Пень в Париж, то… о-о-о!

Вроде бы полная глупость. А Бим и до этого додумался. Причём по трезвости. Ибо он – настоящий гений. А у гениев всё не так, как у нормальных людей.