Владимир Киреев - Вот и управились к празднику (сборник)

Алексей содрогнулся: «Вот тетка смотрит, как в душу глядит, как будто знает, куда и зачем едем».

Но тетка, щелкнув компостером, вернула билеты, безразлично бросив:

– Билетики, приготовим, билетики.

От полустанка, где они вышли из электрички, пришлось около трех километров добираться пешком по раскисшей от грязи полевой дороге. Вокруг, по всему пространству лежали убранные, но не вспаханные желтые поля с многочисленными кучами соломы, оставшейся, после комбайнов.

– Убрать-то убрали, – заметил Генка, – а вспахать сил не хватило.

– Может, времени, – возразил Алексей.

– Да почему времени? Сейчас что, пахать нельзя? Сколько угодно, земля не стылая. Горючки нет в колхозах. Ни солярки, ни бензина. Цены взвинтили такие, что колхозникам, чтобы рассчитаться за топливо, надо весь урожай отдать. Да о чем я говорю, и этого не хватит, в долги опять весной залезать придется. Я в институте когда учился, картошку каждую осень копали и на практике не раз бывал. Тяжело сейчас в деревне, очень тяжело. Если так будет продолжаться, то годика через два рухнут последние хозяйства.

– В частные руки перейдет колхозная собственность. По мелким подворьям. Частники будут страну кормить, – возразил Алексей.

– Да, да, – захохотал во весь рот Генка. – Фермеры уже накормили, теперь и частники накормят. У тетки, когда был, ну та, к которой идем, вернее, не к ней, а в ее деревню. Так что там делается! Пьют, сволочи. Убирать надо, уборка один месяц в году. Хоть бы потерпели, нет, пьют, комбайны стоят. Управляющий бегал, кричал, матерился. Не понимают. К вечеру, видимо, чтобы с ума не сойти, сам напился. Вот так и убирали, а ты хотел, чтобы еще вспахать успели.

– Да я не про то, – оправдывался Алексей, – Все равно нужно жить с надеждой. Россия жила и будет жить на вере и правде. На патриотизме, в конце концов.

– Тихо ты, не ори, – одернул его Генка, – Патриотизм для наших правителей, которых мы, к несчастью, сами и выбрали, это слово из числа матерных. А ты материшься на всю округу без стыда и совести. Я понимаю, что православие, самодержавие и, не помню, по-моему, народность – все стояло на вере, верой и держалось. От того, в каком состоянии пребывает сегодня наша вера, зависит и состояние, в котором пребывает наше дорогое отечество.

Уже зима наступает, а у наших селян, живущих вон в той, показавшейся вдали замечательной деревушки, в некоторых домах и полена дров не заготовлено. Чем прикажете топиться? Заборами, полами, у соседей дрова приватизировать? Вот уж действительно в лесу и без дров. Парадокс!

– На наше счастье история России сплошь состоит из парадоксов, – задумчиво сказал Алексей, – и даже в том, что мы, красиво рассуждая о любви к земле и людям, идем воровать лошадей, тем самым, внося маленькую долю в разорение хозяйства – есть самый настоящий парадокс.

Их беседа на этом прервалась, и дальше они шли молча, каждый со своими мыслями.

До темноты в неприятном ожидании отсидели в воловне за деревней. Пахучее свежее сено пьянило голову, хотелось есть, но курить еще больше.

Не торопясь, перекусили, но курить не отважились. Любая маленькая искорка могла наделать большую беду.

– Слышь, – толкнув приятеля в бок, прошептал Алексей, – быки пасутся, а коней не видно.

– Бык – это хорошо, но его далеко не угонишь, – отвечал Генка. – Лошадь – совсем другое дело. Нас еще увезет. Там они, за тем леском.

В сумерках подошли к лошадям, огляделись. Вокруг было тихо, только лошади хрупали пожухлую траву.

Подойдя к молодой кобыле, Генка быстро накинул узду и зашипел на рядом стоящего в нерешительности Алексея:

– Чего стоишь, хватай вон ту, она же на тебя сама смотрит.

Алексей вздрогнул и бросился к первому попавшемуся коню, не разбирая, кто это, жеребец или кобыла, да и не все ли равно ему.

Конь шарахнулся от него в сторону. Алексей забежал спереди и попробовал одеть уздечку. Конь мотнул головой и снова отскочил на двух передних спутанных ногах, гремя подвешенным колокольчиком.

– Брось его, – громко зашипел подбежавший Генка, – Пошли вон того ловить, а то всю деревню поднимет своим звоном.

Он уже изловил коня и привязал его неподалеку к березе.

Накинули узду на какую-то старую клячу, которая выпучила на них свои большие круглые глаза и даже не пошевелилась, а только, хлопая ушами, позволила надеть узду. Ни пут, ни колокольчика на ней не было, да и зачем, куда она денется.

С трудом изловили белого коня. И то узду ему надели после того, как Генка прыгнул на путы и всей своей массой придавил передние ноги к земле.

Лошади, увидев непрошенных гостей, стали разбегаться, разбудив лес многочисленными перезвонами.

– Все! Больше не поймаем, – выдохнул запыхавшийся Генка, вытирая спортивной шапочкой пот с лица, головы и шеи. – Сматываемся.

– Еще одну надо, – не соглашался Алексей.

– Скорее сматываемся, а то опять спалимся. Нож где? Нож у тебя был, где он?

– Да какой там нож, складник где-то в рюкзаке.

– Давай! Ищи скорее, путы надо обрезать.

Алексей порылся в рюкзаке, хотя и вещей там было немного, но ножика он найти не мог.

– Поторапливайся, – шипел Генка.

– Не могу. Наверное, с уздечками случайно вылетел.

– А! Все, распутывай руками, зубами чем хочешь, только быстрее. Надо уходить скорее отсюда.

Распутав ноги, Генка схватил за узды двух лошадей и быстро, почти бегом, бросился по краю леса, подальше от деревни, еще не понимая, куда он бежит.

Алексей бросился за ним, держа в одной руке повод, в другой колокольчик, чтоб не шумел.

Пробежав метров триста, остановились.

– Все! Не могу больше, – взвыл Генка. – Хватит им на нас ехать.

Привязав лошадей, стали искать что-нибудь подходящее, чтобы обрезать колокольчики. Алексей попробовал распутать.

– Бесполезное занятие, – остановил его Генка. – Где ножик? Давай искать.

Алексей снял из-за плеч рюкзак и с ужасом обнаружил, что куртки в нем нет. Впопыхах оставил на том месте, где искал нож.

– Ты чего? – спросил Генка.

– Телагу оставил там.

– А как теперь поедешь?

– Дойду как-нибудь, не возвращаться же за ней.

– О! – воскликнул Генка. – Нож!

– Мой?

– А чей же еще?

– Где был?

– Да у меня в кармане брюк.

– Идиот! – чуть не заорал Алексей. – Я весь рюкзак вытряхнул, куртку оставил, нож искал, а он у него в кармане.

Взгромоздившись на быстрого мерина, Генка привязал за длинную веревку с одной стороны старую клячу, а другой конец держал в руках.

Алексей уселся на темно-рыжую кобылу, и небольшой караван тронулся в путь.

Ехали без остановки всю ночь, пока не вышли к железной дороге. Немного постояв, двинулись вдоль железнодорожного полотна.

– Так долго придется ехать, – нарушил молчание Алексей.