Иван Державин - Аморит, любовь моя. Возможное будущее России

Но время шло, Нина не появлялась, и я понуро направился к машине. Мотор заурчал, я медленно тронулся с места. И вдруг упала тишина, машина, проехав еще метра два без фар, остановилась. Напрасно я поворачивал ключ зажигания – ничего не включалось. Я вылез из машины и начал проверять соединения под капотом.

– Не работает?

Я выпрямился и поздоровался с подошедшим Николаем Ивановичем.

– Нормально завелась, и вдруг отключилось зажигание, – пожаловался я. – Аккумулятор новый, соединения в порядке. Ничего не понимаю.

Николай Иванович взглянул на часы.

– Без пяти двенадцать. Все ясно. Еще минут десять и спокойно поедешь дальше.

Я удивленно смотрел на него. Он рассказал загадочную историю.

– На прошлой неделе я работал во вторую смену. К дому я обычно подъезжаю около двенадцати на своей колымаге. Первый раз – это было в этот вторник – машина остановилась в метрах ста отсюда. Ни с того, ни с чего. Вырубилось вдруг, как у тебя, зажигание. Ты знаешь, я сам собрал машину и знаю ее лучше своих пальцев. Проверил я, как и ты, все соединения, клеммы, все, как положено в таких случаях. Промучился минут десять и, когда уже не знал, что и подумать, машина завелась. И так все три дня. Хоть стой, хоть падай. Сколько ты уже здесь возишься?

– Тоже минут десять.

– Давай пробуй.

Я сел в машину, двигатель заработал с полуоборота.

– Езжай и ни о чем не думай, – сказал Николай Иванович. – Будешь много думать об этом – умом тронешься. Не шибко до кольцевой гони. Вдруг опять вырубится, и угодишь в дерево.

Не выключая двигателя, я вылез из машины, спросил:

– Вы что об этом сами думаете? Должно же быть объяснение.

Николай Иванович почесал затылок.

– Место здесь одиночное, дикое, сам видишь. Недаром, кроме нашего дома, больше нет никаких поселений. В старину, поговаривают, здесь и черти водились и домовые. А сейчас эти, как их, летающие тарелки объявились. Я сам не раз их видел, правда, они больше на сигару похожи. Стоят, как столб.

Я рассказал про улетевший столб, который видел с балкона.

– Во-во, – обрадовался Николай Иванович, – наверху вроде большого фонаря, а тело длинное и светится. Всё правда. Место ему, видать, наше подошло. Но хорошо, что от него большого вреда нам нет. А то, что наши машины глохнут, это не страшно.

Когда мы прощались, он сказал:

– После свадьбы сразу увози Нинку отсюда, от греха подальше. А лучше раньше.

– Я хотел ее сегодня забрать. Она отказалась.

– Отказалась? – Николай Иванович вынул окурок из мундштука. – Это у девок бывает. Может, обиделась на что.

– Не обижал я ее. Из командировки привез ей свадебное платье. Она стала какая-то странная. А сегодня про свадьбу даже говорить не захотела. К ней без меня никто не приходил?

– Никто. Мы бы видели. Насчет этого она чистая. Плохого о ней не думай. Мало ли что случилось. Может, на роботе неприятности. А ты ее все-таки увези отсюда.

Я не знал, что ответить. Тоска опять сжала сердце. И не отпускала весь день. А ночью стало совсем муторно. Я вспоминал Нинину улыбку, а больше наши так разительно несхожие ночи: ее трепетность и неопытность в первые две и подозрительную ненасытность в последнюю.

***

Страшный сон приснился мне. Будто с двумя хорошо знакомыми финнами был я в гостях у давно умершего деда в деревне. Дед суетился, называл меня чадунюшкой и начал варить самогон. Финны ему помогали и облизывались от предвкушения напиться, как мы делали не раз. Говорят, русские много пьют. Но финны, я скажу, пью до усёру.

Когда в трубке появились первые капли, и по хате распространился пьянящий запах, дед попросил меня проверить крепость самогона. Я поднес зажигалку к трубке, нажал на рычажок, – и раздался взрыв. Мы взлетели в воздух. У деда были порваны штаны и рубаха, он плавно размахивал белыми восковыми руками, словно плыл брассом. Костюм Кетола не пострадал, он был в бабочке и кувыркался, как в невесомости. Похьявирта, напротив, был совершенно голый, лишь голова в скафандре, и гонялся за Кетолой. У меня была оторвана нога, она зудела, и я с трудом поспевал за всей компанией. Мы приземлились в шведском поезде секса. На сцене совокуплялась пара. Дед отворачивался, хлопал себя по голым коленкам и говорил: «Срам какой. До чего докатились. А девка-то, девка-то. Вроде наша, а с кем совокупляется на людях. С негром, нехристем, прости господи». Негр скалил по – лошадиному зубы и работал, как плунжерный насос, сзади стоявшей на коленях девушки. Она извивалась всем телом, налезая на его блестящий антрацитовый член. Когда она откинула рукой спадавшие на лицо волосы, я с ужасом узнал в ней Нину.

– Не-ет! – заорал я страшным голосом и проснулся.

Сон оказал на меня отрезвляющее воздействие. Такая Нина недостойна моих переживаний, сказал я себе твердо. Я выброшу ее из своей головы, чего бы мне это ни стоило.

Это мне удалось. На работе некогда было думать о Нине, а вечером я поехал к тете в дом отдыха по путевке собеса. Вернувшись домой, я обнаружил в двери записку: «Глеб, милый, спаси меня! Я люблю тебя».

Я гнал, как сумасшедший, и молил бога, чтобы не встретились гаишники. Для меня почему-то было очень важным поспеть к Нине до полуночи. Я влетел в подъезд без двадцати двенадцать. Нина ждала меня у двери. Через плечо у нее висела женская сумка, а у ног стоял маленький чемодан.

Она прильнула ко мне и заплакала. Я обнял ее за плечи и повел вниз. Мы сели в машину, и я рванул с места. Ночь была темная, без единой звездочки. В голове была одна мысль: добраться до окружной дороги, не свалившись в кювет. Я напрягал глаза, вглядываясь в извилистую, в рытвинах и ухабах, дорогу, петлявшую между деревьев.

Мотор заглох, и фары потухли разом метрах в семидесяти от окружной дороги.

– Бежим! – крикнул я Нине.

Она держалась за голову.

– Опять..начинается..как знала, – заговорила она. – Свяжи меня покрепче и уноси отсюда. Не обращай внимания, если я буду вырываться.

Я выскочил из машины, достал из багажника веревку и метнулся к Нине. Она шла мне навстречу, протягивая руки. Едва я их связал, как она спокойно сказала:

– Не надо, я передумала. Развяжи меня.

Я на секунду замешкался, а затем другим концом обмотал ей ноги у туфлей. Не обращая внимания на ее протесты и сопротивление, я взвалил ее на спину и побежал к окружной.

– Стой! – раздался сзади меня голос.

Я словно споткнулся и едва не выронил вырывавшуюся Нину. Подхватив ее поудобнее, я обернулся, но никого не увидел. Как и не слышал приказавший мне стоять голос. Страх сковал меня с головы до ног. Я стиснул зубы и продолжал идти вперед.

– Я сказал, стой! Отпусти ее!

Откуда исходил голос, я знал, хотя он был беззвучный. И в то же время я его отчетливо слышал. Почувствовав опять страх, я разозлился и огрызнулся: