Юрий Серебрянский - Счастливая жизнь зарубежного человека. Повести и рассказы

Жаль, что я не знаю ни того, ни другого. Мне стыдно путешествовать с моим сносным английским.

Я желал бы знать французский. Чешский мне нравится. За юмор. Свой чувашский не помешал бы. А от него недалеко до казахского и турецкого.

Да, я смог бы здесь жить.

Снял бы или лучше купил квартиру в районе Фенера. Там много брошенных греками домов. Перезнакомился бы с соседями. Пил бы с ними коньячного цвета чай из рюмки.

Но беда в том, что я путешествую. Я люблю слишком много мест в мире. Есть места, в которых я не был. Таких гораздо больше, чем тех, где я побывал. Но я все равно уже люблю их. А в путешествиях теперь достаточно и английского.

На американском английском говорил отец семейства с чемоданами. Я сидел по соседству с ними. С такими большими. Казалось, что паром немного не подходит им по масштабу. Как пластиковым солдатикам один к семидесяти пяти склеивающийся вертолет один к ста. Но им с этим приходится мириться. Большой американец нахлобучил на голову бейсболку сына и торжественно огляделся, считая этот поступок очень остроумным. Никто не обратил внимания. Все смотрели на самого американца. На его жену – большую, под стать ему, и веснушчатую, как дочь и сын. Дочь, по-видимому, одна только чувствовала неловкость ситуации в силу подростковых гипервозможностей.

Жене американца было откровенно на всех наплевать в своем длинном деревенском платье. Американец выделывался разными способами. Давал понять, что он в доску мирный и свой. Даже в такой дремучей исламской стране, как Турция.

Мы ехали в Кабатач, но оказалось, что паром-то шел не туда, а в Кадикоу. В суматохе я забыл посмотреть на табло.

Жене американца пришлось тащить по мосткам два чемодана и управлять детьми. Ни она, ни американец не доверились ничьей помощи.

Когда поток пассажиров схлынул, на пустом пирсе остались только три человека. Мы и та девушка, говорившая на пароме по телефону.

Софья.

У меня странная особенность просыпаться за две-три минуты до будильника. Пытаюсь развить ее дальше. Цель – научиться просыпаться перед звонком телефона.

В квартире полумрак. Это самое выгодное освещение. Скрывает бедность обстановки.

Мне некогда заниматься уютом. Я все время или работаю, или отдыхаю, поэтому обстановка унитарна. Широкая кровать с матрасом, обтянутым полиэтиленом, по которому я еложу в беспокойном сне, занимает треть всей площади зала. Голубые голые стены, кафельный пол. Грязный сероватый потолок где-то вверху. Зал – единственная комната в квартире. Здесь так принято. Я заглядывал к соседям. Кухни ни у кого в доме нет. Двери квартир приоткрыты. За ними тайцы, сидят на полу с тарелкой лапши, опершись спиной о край кровати, сосредоточившись на телевизоре. Едим мы всем домом внизу, в столовой, которую содержит предприимчивая семья. Хозяйка – улыбчивая чистоплотная старушка.

Можно поесть и в городе. Некоторые покупают еду в квартиру. Я так не делаю. Ко мне там приходят конкуренты – черные крупные муравьи.

В фойе дома есть автомат по продаже льда и воды. Похож на наш автомат с газировкой. Стиральные машины. Можно закинуть белье, опустить несколько монет – и никаких проблем. Магазинчик, с хозяином которого я раскланиваюсь, покупая пиво и креветочные чипсы. Мы почти дружим.

Отдельно от зала только туалет с коробкой нагревателя воды для душа и сетчатой дыркой в полу. Никаких занавесок, зато унитаз – нормальный, белый. Моя гордость.

Напротив кровати – шкаф, коричневый, офисный вариант. В нем когда-то хранились архивы и запах старой влажной бумаги теперь на моей одежде.

Там я еще храню сувениры и кассеты с музыкой, купленные на распродаже. Телевизора у меня нет. Я даже не знаю, где его взять и когда смотреть. Рядом с домом богатый англоязычный видеопрокат. Я его постоянный посетитель. Зайду, возьму с полки кассету со знакомым названием и, держа в руках, вспоминаю фильм от начала до конца. Занятие. Потом обязательно звонит телефон. Кому-то опять что-то нужно. Телефон запрещено отключать даже ночью. Под кроватью валяется будильник, привезенный два месяца назад из Паттайи, но будит меня всегда телефон. Но я все равно по привычке завожу будильник.

Справа на полу разложился чемодан, на откинутой крышке – подготовленная смена одежды. Она сохнет и одновременно гладится. К вечеру. Точно. Сейчас вечер. Я часто не могу определить, проснувшись, восходит ли солнце или уже садится. Работаю днем и ночью. Не без перерывов. Есть даже выходные. Но туристы прилетают к нам, в Таиланд, днем и ночью. Поэтому у меня такая работа, и я не сразу могу определить время суток.

Однажды я все-таки решил заняться обстановкой квартиры. Было двадцать четвертое ноября. Купил в супермаркете упакованный комплект, в который, судя по рисунку, входили скатерть и шторы. Я представил скатерть, покрывающую грубый стол у окна, и окно, наряженное шторами, прикрывающими пыльные гнутые жалюзи. Да, есть еще стол и окно. И балкон. И самый главный предмет обстановки любой квартиры – старый вредный кондиционер. С ним почти невозможно уснуть новичку. Потом привыкаешь. Даже не можешь уснуть без него. Когда он самопроизвольно выключается ночью, утро встречаешь в духоте, в липком поту, проснувшись от недостатка кислорода. На столе я представил «хрипунчик». Так мы называем дешевую радиолу, с трудом принимающую волны сквозь толстые бетонные стены.

Я распаковал набор. Две наволочки, предназначенные для длинных цилиндрических пуфиков, стянутые резинками с обеих сторон, и фартук хозяйке.

Но я не отступился.

В квартире появились скатерть странной конфигурации и стильные римские занавески. Хрипунчик прикрывал нагрудный карман фартука, повторяя дном его конфигурацию. Двадцать четвертого ноября ко мне должны были приехать друзья из Паттайи, в этот день у них заканчивалась виза и нужно было ехать за новой на Пенанг.

Утром их отправили туда самолетом.

Ненавижу эту квартиру. В ней – мое одиночество. Жизнь существует только за пределами этих стен. Веселье – в толпе на перроне станции метро, под музыку рекламных мониторов и шум приходящего поезда. Грусть – в фойе вечерних гостиниц, когда в прохладе кондиционера поет негритянским голосом стройная тайская певичка в бархатном платье, в сопровождении черного рояля. Моменты покоя – в ожидании опаздывающих рейсов из Киева, Алматы, Москвы, Екатеринбурга… Я уже перестал спрашивать: «Откуда вы?» Зачем. Два дня эти люди показывают мне, на что способны. Каковы они настоящие. Не офисные. Мне немного противно, но я понимаю.

Это – отпуск, и это – Таиланд. Рай за накопленные деньги. Я часто подыгрываю. Микрофон – у меня. Рассказываю в автобусе пошлые байки. Рекомендую бордели. Отвечаю на внезапные вопросы, вроде «почему тайские школьники (увиденные из окна автобуса серьезным с виду мужчиной) ходят в школу без учебников?» Гид не имеет права говорить «не знаю». И я вру. Но не безбожно, как некоторые. Меня спасают подкованность в истории и опыт общения с настоящими тайцами.