Валерий Лаврусь - Как это было

– Так личный друг Карла, – из темноты вышел пожилой франк, вставляя в ножны меч, – граф Роланд. Префект Бретонской марки… «Герой» Памплоны…

– А… – Хруодланд почти восстановил дыхание, – а-а-а-а-а… Ганелон… Собака Ганелон.

Он перекатился на спину, присел и теперь, улыбаясь, рассматривал того, кого он назвал Ганелоном. – А король всё спрашивал: «Куда это подевался Ганелон?..» Собака Ганелон… Нет, хуже собаки! Иуда Ганелон!

– Ты бы не собачил меня, свинья бретонская! Твой король – убийца! Братоубийца и узурпатор 11! Будет гореть в аду! И ты, свинья бретонская…

– Потом разбираться будете! – пресёк склоку сарацин, – кто собака, а кто свинья. Или не будете… Поднимите графа!

Два мавра в таких же, как у сарацина, белых одеждах с повязками на лицах, подцепили графа под руки, дёрнули и поставили, тут же сорвав с него ремень с ножами.

– А скажите мне, граф, – сарацин держал факел прямо перед лицом Хруодланда, яркое пламя потрескивало и обжигало лицо, – а где же королевское войско? Король-то где?

– А нет его! – граф кривился, отворачивая лицо от огня. – Ушёл! Давно ушёл!

– Ганелон, ты же говорил, что король собирался выступать только завтра? И не ты ли говорил, что вот оно, войско, перед нами, а это оказался только арьергард графа… И…

– Великий кади, король часто бывает непредсказуем…

Сарацин сделал жест, отвергающий оправдания:

– …и если здесь нет франкского войска, то зачем же мы привели сюда войско? Это же деньги, Ганелон! Много денег! Войско туда, войско сюда… Фураж, зерно, мясо… Кто заплатит теперь за всё это, а? Кто? А ладно… всё равно ты мне не ответишь. Ты уже ничего не ответишь… – сарацин резко развернулся, перехватил свой кривой меч и снёс голову предателю. Голова кувыркнулась и, подпрыгнув, укатилась куда-то под телегу к Холиверу, тело в задумчивости постояло секунду, свистнуло кровью и завалилось на бок. – Вай-вай-вай, – притворно всплеснул руками сарацин, – жалко, что быстро умер… Собака Ганелон… Иуда Ганелон… Вай-вай-вай… Баск, а этого, – и повёл рукой с факелом в сторону Роланда, – отдаю вам! Иуда Ганелон говорил, что этот был активнее всех, когда резали Памплону. Окажите ему христианское гостеприимство. Вы же христиане? И он – тоже христианин. Ну что, граф Роланд, перфект Бретонской марки? Не надо… не оправдывайтесь, не унижайтесь! Сейчас вас примут здесь, как самого дорогого гостя… Баски умеют принимать дорогих гостей, я это знаю… Ну и вы сейчас тоже узнаете. Ладно, празднуйте, не буду мешать, тем более – праздник будет долгим! Аллах акбар! – и сарацин бесшумно шагнул в темноту.

… – граф Хруодланд ни разу не крикнул… – кельт, здоровенный мужик, стоял перед королем на коленях, склонив голову, и всхлипывал, – они его… а он – ни разу… я хотел… должен был… но они добили всех… – он собрался и поднял голову, – я должен был умереть, король, но ведь нужно было доложить, это – долг, мой король!

Кельт был одним из дозорных графа. Он, единственный выживший из арьергарда, к полудню верхом нагнал войско. И теперь рассказывал королю о том, что увидел этой ночью на входе в Ронсевальское ущелье – после того, как ушёл сарацин в маске.

– Значит и Ганелона… – великий король смотрел на кельта с высоты своего почти двухметрового роста и задумчиво постукивал плетью по ноге.

– Мы будем атаковать, мой король? – спросил Карла кто-то справа.

– Нас ждут дела в Саксонии, мой король… – напомнил Карлу кто-то слева.

– Да… надо бы атаковать… Но… нас ждут в Германии и Саксонии. Эйнхард, голубчик, запиши о нашем бедном Роланде, как всё было, запиши, только не надо этих… – король ткнул плетью в гонца, – подробностей… пусть о них не узнают, про Христова защитника знают, а вот подробности – это ни к чему: не надо, не пиши… И вот ещё что… – Король развернулся и вскочил на коня, – Епископ, где вы?

– Я здесь, ваше величество… – высокий монах в чёрной сутане на гнедой кобылице присоединился к королю.

– Епископ, я оценил вашу работу, – вполголоса произнёс уже на ходу Карл, – вот так сразу обоих… руками мавров и басков…

– Они стали оба опасны, мой король. Особенно Роланд… после Памплоны.

– Да… Да. Мой бедный Роланд… Мой храбрый Роланд… Мой благородный Роланд… И мой глупый Роланд… Я велю сложить о нём Песню, как о борце с Халифатом! А у меня теперь появился повод уничтожить Сарагосу! – и король, пришпорив коня, поскакал в голову колонны…

Бог Племени Великий Ниту-ниту-нетам-везде-ифсегда сидел у берега Океана и ловил акул. Занятие вполне достойное Великого Бога Великого Племени. С одной стороны – развлекает, с другой – делает безопасным Океан для послушных, верных, но глупых Его детей.

– Беда! Великий Ниту-ниту-нетам-везде-ифсегда! Беда! – орал, спотыкаясь на бегу, Верховный Жрец.

– Чего разорался?! Рыбу всю распугаешь! – страшным шёпотом прошипел Великий Бог и жахнул мимо Верховного парой шаровых молнии для острастки. – Что случилось?

– Женщины в племени взбунтовались! – с плачем взвыл Верховный.

– Да-а-а-а-а?.. Чего просят?

– Лучше с ними Сам поговори, Тебя просят… – рухнул на колени Жрец.

– Ну, пошли… Верховный Жрец… – с язвительностью произнёс Великий Бог. – Ничего без Меня не могут…

На Центральной площади Племени собралась и судачила толпа полуголых женщин. Завидев идущего к ним Верховного Жреца и Великого Бога, толпа приумолкла и напряглась.

– Ну и чего волнуемся, бабоньки-красавицы, дочки Мои ненаглядные? – ласково, но строго спросил Великий.

От толпы отделилась высокая, ладная, почти обнажённая красавица и, смело глядя в глаза Великому Богу, твёрдо произнесла:

– Я – Ло-Ло Красивая Попа. Верни нам наших любимых мужей Великий Бог Ниту-ниту-нетам-везде – и…и…и…

– … фсегда, – добавил Бог.

– Ифсегда! Верни нам наших любимых мужей!

– А куда же они все подевались, Красивая… э-э-э-э… Ло-Ло?

– Они ушли на войну с племенами Криворуких, Криво-шеих, Толстомордых и Длинноухих и все полегли, победив их! Они – Герои!

– А чего воевали-то? – потихоньку поинтересовался Бог у Верховного.

– Во славу Твою, Великий Ниту-ниту-нетам-везде-ифсегда. Голос Твой услышали и пошли… – одними губами прошептал Верховный и низко поклонился.

– Голос? Ага… ну да, голос… и все великие дела они, конечно, во славу Мою… а то в чью же? – задумчиво бормотал Бог, а потом вновь обратился к красавице: – И что, совсем все полегли, победили-то как, если все?