Ксения Сингер - Если Мельпомена выбрала тебя

«Бедный ты мой ребенок».

Виви так же неожиданно исчезла, как и появилась. В гимназии, где я теперь училась, продленки уже не было. И я после школы шла домой одна. Дома я тоже была одна до тех пор, пока не приезжали с работы папа или мама. В гимназии хоть и было много народа, но мне там было очень одиноко. Ко мне не относились плохо, меня никто не обижал, даже поглядывали на меня иногда с удивлением, но общаться со мной тоже никто не хотел. В пятом-шестом классах некоторые девочки тютькались со мной, как с куклой, но они мне казались ужасно глупыми, а те, которые мне нравились, не обращали на меня никакого внимания. В седьмом классе стало еще хуже. Девочки все резко подросли, начали оформляться, и разница между мной и ими еще ощутимее бросалась в глаза. Ловя их снисходительные взгляды, я стеснялась сама себя – и очень страдала от этого. В отсутствие Виви я не прыгала больше через классы, а шла все с одними и теми же детьми из класса в класс, где все давно привыкли ко мне и, уважая, не замечали меня.

С учебой у меня не было никаких проблем. Исключение составляли уроки физкультуры; для меня они были просто мучением. Я чувствовала, что всем там мешаю. Когда проходили спортивные игры, никто не хотел, чтобы я оказалась в их команде. Преподаватель физкультуры должен был давать мне отдельно задания, это тоже было для него одно неудобство. В конце концов договорились, что я буду посещать спортивные секции, а в завершение каждого полугодия сдавать нормативы с моей возрастной группой. Уроки физкультуры теперь я могла не посещать.

Еще я очень страдала от школьного шума, от резкого школьного звонка, от крика детей, от громких голосов учителей. Дома было хоть тихо. И я пристрастилась к чтению книг. Сначала я читала хаотично, все, что попадало под руку, но потом бабушка стала направлять меня, подсовывая книгу за книгой не только на немецком языке, но и на английском, а часто и на русском. Когда мы оставались с ней одни, бабушка часто в разговоре переходила на русский язык. Она мне говорила, что мы с ней не должны забывать наши русские корни. Ее обучила русскому языку тоже ее бабушка, которая родилась и выросла в России, и звали ее тоже Алина. К бабушке я приезжала теперь на субботу и воскресенье. Если я что-то делала не так, как хотела мама, ее главной угрозой, заставлявшей меня выполнить все ее требования, было: «Не поедешь к бабушке». Неделя для меня разделилась на две части: от понедельника до вечера пятницы и от пятницы вечера до понедельника. Когда же бывали каникулы, жизнь становилась суперрадостная – все каникулы я жила у бабушки. Университет, где работал папа, был недалеко от ее дома, и поэтому папа приходил обедать к ней. После обеда у нас с ним было «беседное время», и мы разговаривали на всевозможные интересные темы. Мне очень хотелось посмотреть, как папа работает; и пару раз он брал меня с собой.

В доме бабушки у меня был настоящий друг и товарищ по играм – Рико. Вообще-то имя у него было Рихард, и все его так и называли даже в самом маленьком возрасте, и только я звала его мною же изобретенным именем, к неудовольствию его родных.

Рико я уважаю, он ходит сразу в две школы: обычную и музыкальную. Он относится к этому философски: «Никуда не денешься, если я так музыкально одарен». Я завидую ему, он всегда живет с мамой, папой, дедушкой и бабушкой. И хотя Рико на два года старше меня, его отводят и приводят в обе школы. Дома у него постоянно кто-то из взрослых. Я очень сочувствую Рико: две школы, два домашних задания, куча всевозможных репетиторов, у него почти нет времени почитать или поиграть.

Когда Рико учился в шестом классе, а я в седьмом, жизнь его резко изменилась. Его мама, известная оперная певица, и папа, музыкант, погибли. Не пережив смерти дочери, умерла и его бабушка. Теперь Рико жил со своим дедушкой Фридрихом, но мы все его называем Фриди, и больше у них никого не было, кроме меня и бабушки Алины. Рико не ходил больше к репетиторам. По математике ему помогала я. Каждое воскресенье мы просматривали на неделю вперед учебник математики и решали задачки по предстоящей теме.

Когда мы играли с Рико в прятки или в спрятанный предмет, я всегда находила очень быстро, а он нет. Он обижался, думая, что я подглядываю, и не хотел больше играть. Это было мне неприятно. Я попробовала разобраться, почему у меня это получается лучше, чем у него, и поняла, что чувствую его волнение, когда приближаюсь к месту, где лежит спрятанный им предмет или спрятался он сам, а он моего не чувствует. Стала экспериментировать дальше, и не только с Рико. Для меня это оказалось полной неожиданностью, когда я поняла, что многие другие люди не чувствуют эмоции рядом находящегося человека, хотя для меня это казалось абсолютно естественным. Как это получается и когда это началось, я сказать не могла, возможно, оттого, что это было всегда. Но что делать дальше со всем этим, я не знала. Папа и бабушка всегда приходили ко мне на помощь, когда мне было или страшно, или грустно, или я чего-то хотела. И им ничего не надо было объяснять. Я знала, они меня любят и хотят, чтобы мне было хорошо. Мама тоже любила меня и беспокоилась обо мне, но она не чувствовала меня, и мне все меньше хотелось с ней общаться.

1981 год, декабрь – 1982 год

Декабрь – мой любимый месяц. Мама называет декабрь месяцем стресса. И всегда добавляет, что зато потом одиннадцать месяцев спокойной жизни. Особенность этого месяца состоит в том, что все члены нашей семьи родились в декабре. В начале месяца день рождения у мамы, потом у папы и у меня прямо перед Рождеством. Дата моего дня рождения мне больше всего нравится тем, что мой день рождения всегда в каникулы и всегда уже стоит рождественская елка.

Я просыпаюсь в приподнятом настроении. У меня сегодня день рождения. Мне исполнилось одиннадцать лет. День начинается, как обычный день рождения. Утром мы празднично завтракаем, я получаю подарки, потом папа везет меня к бабушке. Она всегда печет к моему дню рождения мой любимый торт, и там меня тоже ждут подарки. У мамы какие-то дела, и она остается дома. Днем мы с папой идем кататься на коньках. На катке всегда весело, всегда играет музыка и от этого празднично. Мы с папой едем по кругу, папа хвалит меня за мой прогресс в фигурном катании и улыбается мне, но я чувствую его грусть, так же как и вечером, когда мы идем в театр. Мне сегодня совсем не до Рико, я с ним мало общаюсь, и он даже обижается на меня. Я хочу быть рядом с папой, потому что ему очень грустно. Я чувствую эту грусть, которая исходит от него, хотя он и старается показаться веселым – не хочет испортить мне день рождения.

После всех праздников папа уехал в Америку на полгода. Он хотел и нас с мамой взять, но мама отказалась по той причине, что она не получит отпуск на такой долгий срок, а уволиться и лишиться из-за этого своей работы она не хочет. А меня нельзя одну брать без мамы, так как там ребенок даже моего возраста по закону не должен находиться один дома, хотя я с семи лет была дома одна.