Любовь Кукушка - Английские ботиночки

Прошло ещё три месяца. Александр уже работал на заводе бухгалтером. Кажется, у него всё ладилось, но писал, что с жильём ничего не получается: «Некуда мне вас забрать, а только о вас и думаю». Так прошло ещё некоторое время, и мать сказала Дусе: «Забирай старших детей, младшую Нину оставь мне и поезжай к нему в Москву. Что-то он там балагурит, обманывает тебя, думается мне».

Робкая, тихая Дуся нехотя стала собираться. Было ей неловко без предупреждения ехать туда, не знаю куда. Где же ей с детьми там жить, если Александр сам ютится в многонаселённой комнате? Но властная мать рассуждать не давала. Усадила всех на телегу, сама села за кучера и повезла бедолаг к поезду на Москву.

В Москве окончательно растерявшаяся Дуся долго искала общежитие, держа в руках помятый конверт с обратным адресом. Было грустно видеть эту картину – как по улицам Москвы шагала невысокая хрупкая женщина, неся на плече наперевес два больших узла, а в руке плетёный короб. За ней неуверенно и устало шли два ребёнка, крепко держась за руки и провожая проезжавшие мимо трамваи зачарованным взглядом.

Наконец пришли, и Дуся с удивлением узнала от живущих в том общежитии женщин, что Александр Васильевич живёт в хорошей отдельной комнате с фигуристой мадамой Раисой Петровной. Сейчас они на работе. Придут вечером.

– Ну мы тогда посидим, на улице подождём, – грустно сказала Дуся, еле сдерживая слёзы. – Вот так Саша, что же он так с нами поступает? Бессовестный какой.

– Что значит «на улице подождём»? – закричали в один голос женщины. – Ты жена или кто? Ты к мужу приехала, а не к дяде чужому!

Женщины взяли детей, узлы и повели Дусю на второй этаж в комнату мужа. Комендантша отперла дверь комнаты. Женщины дружно собрали по комнате все женские вещи, сложили их в чемодан и выставили за дверь.

Дуся с ужасом наблюдала за всеми этими действиями, одновременно потихоньку оглядывая комнату. Комната была небольшая, но светлая и уютная. Во всём чувствовалась женская рука: занавесочки, скатерть, ваза с крашеными пуховыми перьями. Около кровати гобелен с оленями и старинным замком. На стуле около кровати Сашин баян. Под столом пустая бутылка из-под водки. На этажерке куча тетрадей и учебников.

На подоконнике кастрюля с супом и какая-то покрытая полотенцем еда. «Хорошо устроилися», – подумала с обидой Дуся.

– Это что, батькин дом? – с удивлением спросил семилетний Аркадий.

– Нет, это его общее житие, – ответила младшая Анюта, заменив щ на с , а ж на з .

Вопреки опасениям Дуси, встреча прошла без криков и скандала. Удивлению Александра Васильевича не было предела. Он даже решил было возмутиться нахальными (в его понимании) действиями жены, но, увидя свою любимую дочь Анюту, улыбающуюся ему во весь рот, и повисшего у него на руке весёлого Аркашку, непутёвый папа решил сменить гнев на милость. Раиса Петровна и вовсе не показалась, упреждённая на проходной комендантшей, которая и вручила ей её собственность – в виде потрёпанного чемодана с небрежно запиханными в него одёжками. Незаконная полюбовница, грустно тряся крашеными кудряшками, пошагала в неизвестность. Ладонью она смахивала со щеки скупую слезу, искренне удивляясь бесконечному коварству мужчин и зловредности женского рода, плоть от плоти которого была сама.

Крыть Полубояринову было нечем. Его застукали с поличным. Права была маманя. От всей этой утомительной и нервной ситуации, от пережитой неуверенности и разочарования у Дуси откуда ни возьмись открылось второе дыхание. Она вдруг твёрдо и спокойно сказала: «Здравствуй, Саша, ну вот мы опять вместе. Калужанами были, смолянами побывали, а таперича будем москвичами. Иди к комендантше – попроси кровать с постелею для детишков». И началась их московская жизнь.

Александр Васильевич устроился бухгалтером на завод в районе Сетунь. Это в то время было Подмосковье. В общежитии с семьёй жить было трудно, да и комендантша всё время намекала, что общежитие не для семейных. Стал бухгалтер подыскивать место, чтоб построиться. В Кунцево у Можайского шоссе, где сегодня неподалёку Рябиновая улица, была так называемая Красная Горка. Вот на ней отец семейства и нашёл место для строительства.

Кое-как оформил бумаги, давая кругом взятки, и начал строиться. На участке этом стояла старая развалившаяся избушка, но с фундаментом.

И вот на этом фундаменте Александр Васильевич возвёл нечто похожее на домушку об одну комнату. Строительный материал выписывал с большим трудом на заводе. Установил печку, домушку утеплил – и к зиме семейство въехало со всем своим скарбом на новую квартиру. Прожить тут им предстояло целых тридцать лет, пока дом не снесли, а тем, кто к тому времени остался в живых, не дали квартиры.

Пока они тут жили, к отцу неоднократно приходили надсматривающие службы – штрафовать и увещевать. То пожарники, то с санэпидемстанции, то из жилищного комитета. Объясняли ему незаконность и неграмотность постройки этого его жилища. Угрожали выселением и сносом. Бухгалтер со всеми договаривался, всем давал взятки и продолжал строить и надстраивать свой Шанхай, таща откуда только можно всякий подсобный материал.

Дом их отнюдь не стоял застывшим памятником архитектуры тех бедняцких времён. Он жил своей жизнью в унисон с жизнью семейства.

Семейство подрастало – и дом подрастал, постепенно расширяясь со всех сторон новыми комнатами в виде тёплых пристроек.

Нина до школы так и жила у бабушки. Только когда ей исполнилось семь лет, её увезли в Москву. Поступила в школу. Успешно училась. Она в отца была – сообразительная, с цифрами ладила. Математика ей нравилась за то, что в ней не было ничего лишнего. Не то что русский язык – чёрт ногу сломит, изучая все эти причастия, деепричастия, суффиксы и междометия.

Когда Нина пошла в третий класс, её старшие брат и сестра уже заканчивали школу. Нина ещё в куклы не наигралась, а у старших уже начались амуры. Аркадий был красавец, спортсмен. Успех у девчонок был необыкновенный. Они писали ему записочки, а передавали через младшую сестру. Нина не терялась, за передачу депеш она с влюблённых девчонок брала деньги и всегда обеспечивала себя конфетами и мороженым.

А сестре Анюте не давали прохода друзья Аркадия. Она была хорошенькая и очень любила мужское внимание. От красоты своей и унаследованного легкомысленного папенькиного характера Анюта была искательницей приключений. Она была настоящей женщиной – модницей и кокеткой. Даже в те убогие времена неразвитого социализма ухитрялась выглядеть нарядной и шикарной. На этой почве у неё было много скандалов с родителями. То загуляется допоздна, то не по сезону слишком легко одевается, чтобы выглядеть модно. То школу прогуляет. Все сидят за партами, а она с каким-нибудь офицериком прогуливается по Красной площади или на теплоходе по Москве-реке. Отец её безумно любил, гордился и потому за неё всегда очень волновался. Может, от этого бывал порой излишне строг с нею.