Евгений Рудаков-Рудак - Радиация сердца

Ваня много видел отношений между дядьками и тётками в деревне за свою жизнь, в том числе, когда насильничали, когда тётка возражала и обещала даже закричать, только не кричала. Обычно всё кончалось мордобоем, чаще выпивкой. Но он не мог представить, чтобы совершенно чужой всем дядька снасильничал родную мамку. Ваня не только ел всякие вкусности, но он весь вечер следил за поведением взрослых и знал точно, что мама вовсе не собирается ластиться к этому дядьке, больно ей надо, хоть он и привёз много.

Неожиданная, страшная, резкая боль пронзила Сивухина, опоясала и сдавила внизу живота с такой силой… он даже не мог крикнуть и только мычал. В руки, которыми он пытался зажать эту боль, попалось что-то холодное и длинное. Это была берданка, которую испуганный Ваня всё еще держал в руке. У Сивухина прорвался голос, он с рёвом дернул на себя оружие… раздался выстрел. Избу заволокло густым дымом, через который с трудом пробивался свет лампы, порох в патроне был дымный. Ваню окропило теплым дождем. Он не помнил, как и куда бежал, как закрылся в чулане и закопался в какое-то тряпьё или мешки. Всё тело трясло. Но постепенно он согрелся и не заметил, как уснул.

Постепенно пришла в себя Марфа. Ничего не понимая, она смотрела в потолок и по сторонам, пока, не опустив глаза, увидела себя… голую. Она резко и со стоном вскочила, шагнула и споткнулась обо что-то большое и тяжёлое у кровати, перешагнула это что-то, со стоном дотянулась до лампы и села на пол. Когда пригляделась… страх парализовал её. Перед ней, в большой кровавой луже, лежал Степан Сивухин. Из одного глаза у него что-то торчало черное, лицо было искажено и окровавлено, второй глаз на выкате, зубы оскалены и тоже залиты кровью. То, что торчало из его глаза было похоже на рог. Перед ней в луже крови лежал… дьявол! Когда-то, давным-давно, она видела на картинках такое. Марфа взвизгнула, хотела встать, но её резко бросило в сторону. Она ударилась головой о край стола, упала и потеряла сознание.

Сколько времени лежала она на холодном полу, голая, в луже чужой крови, она не помнила. Очнулась от голоса Вани, откуда-то издалека. Он всхлипывал с подвыванием и звал маму. Фитиль у лампы погас, но в темноте особенно сильно чувствовался запах крови. Марфу начал бить озноб, она с трудом сообразила, что надо как угодно, но найти спички и зажечь лампу, подстегивали далёкие завывания Вани. Через какое-то время удалось доползти до стола, нащупать спички и зажечь фитиль. Она почти не сознавала что делает, но пошла на звук голоса. Не сразу сообразила, что Ваня в чулане. Её бросало от стены к стене и она боялась уронить лампу и поджечь избу. Когда нашла Ваню, легла рядом, прижалась, и так они лежали, пока не согрелись. Через какое-то время Ваня сел, разбросал мешки и увидел, что мама голая.

– Мам, ты чего… оденься, холодно.

Марфа обмоталась, не поняла чем, обняла Ваню и пошли в избу. Он поскользнулся, она протянула к нему руки и увидела кровь на ладонях.

– Сыно. ок, не трогай меня! – завыла. – О. ой, это я убила его, сыно. ок, гля, кровища… Ой, мамочка! Чем я его… Ничего не помню!

Она стала хватать все тряпки, что попадались под руку и тереть с ожесточением руки, живот, лицо. Глядя на мать, Ваня и сам заскулил, как ушибленный щенок. В состоянии озноба, от страха или холода, обессиленные, они снова легли на кровать, укрылись одеялом и тесно прижались. Тяжелый беспокойный сон снова сморил их.

Марфа проснулась, когда сумеречный утренний свет стал заполнять избу через маленькие окна. Сидя на кровати начала вспоминать и осознавать ситуацию, а измученный впечатлениями и страхом Ваня стонал, то и дело вздрагивал во сне. Она тупо осмотрела себя, обернулась старым одеялом и осторожно заглянула за занавеску. У стола… в луже застывшей крови лежал Степан Сивухин, уполномоченный НКВД. Кровь была везде: на полу, на столе, на стенах – руках, ногах и даже на теле Марфы, а Ваня был обрызган с головы до ног так, словно он попал под кровавый дождь. Голова кружилась, кидало по сторонам, ноги подкашивались, тошнило и несколько раз вырвало. Шаг за шагом она выдавливала из своего помутненного сознания и восстанавливала по крупицам события дня… вечера.

Постепенно в голове Марфы начали собираться обрывки видений, из которых она составила картину вчерашнего дня. Вспомнила, что Вани не было в избе до того, как у неё наступило помутнение, почему тогда он обрызган кровью до самой макушки, что это означает, что он мог видеть, как произошло страшное убийство. Ваня еще спал и она решила, чтобы не сильно пугать его, прибраться. Сил хватило только чуть протереть пол, сходить в баню и смыть с себя холодной водой кровавые следы. Потом она разбудила Ваню и шатаясь, едва не падая, отнесла его в баню и тоже помыла. Холодная вода привела их в чувство, а после и Ваня рассказал свою историю этого страшного дня. И получалось, что он прибежал по зову мамы. Ей было непонятно одно – это Ваня убил злодея, или всё случилось по-другому. Странно было и то, что во лбу убитого торчал не рог, а затвор берданки! Убит он был не зарядом картечи, а затвором, который вырвало при выстреле и он наполовину вошел в глаз. Сам Ваня не помнил, как всё произошло, но Марфа еще со слов сына Коли помнила, что затвор при выстреле может вылететь только в сторону того, кто нажимал на спуск. Выходит… стрелял сам Сивухин? Ваня смотрел то на залитые кровью глаза злодея, то на маму, их трясло и они не знали, что им дальше делать.

– Мам, а дядька, сука, насовсем убитый?

– Насовсем, сынок… подох злодей.

– А кто его убил?

– Корысть, сынок, злоба лютая. Это как война.

– Мам, а мы играли в войну, так всем было весело и никого ни разу не убили.

– Кабы все так воевали. Ох, горе-то какое!

– Мам, на войне красноармейцы с немцами всегда воюют, а дядька этот за кого был?

– За бесов. Он сам из них.

– Хорошо живут бесы. Вон сколько вкусноты привёз. Мам, если он плохой, зачем столько вкусноты нам привёз?

– Бесы, они так. Сначала хитро приманивают людей чем-нибудь вкусным, а после влезают в душу и съедают изнутри.

– А я сам видел, как он хотел в тебя влезть. Он не влез, мам, не влез?

– Не успел. Ты же спас меня, родной мой.

– А то… пусть бы спробовал.

– Ой, знать бы, как лучше. Ой, горе-то, какое!

Некоторое время они так и сидели, обнявшись, покачиваясь и подвывая друг другу. Взгляд Марфы становился осмысленней, наконец, она решительно встала, оделась и заметалась по избе, собирая какие-то вещи в старую котомку. Ваня забрался снова под одеяло, подальше от мёртвого окровавленного беса и старался поменьше смотреть в его сторону, но шея так и тянулась. Скоро Марфа села рядом, погладила его и поставила на колени полную котомку.

– Сыночек, Ванечка, родной, слушай. Сейчас, быстренько одеваешься, сумку с едой и твою одежду я собрала. На дворе тепло, лето нынче как никогда. Уходишь один, в Каменку, всего десять километров. Мы ходили с тобой туда два раза в прошлом лете.