Иван Державин - Когда? Я его знаю

– Срок, указанный в моем распоряжении, истекает послезавтра, – предупредил Костя. – Если к этому времени ты не вернешь землю и не решишь вопрос с продажей коттеджей муниципалитету, земля будет считаться конфискованной, а коттеджи снесены. И особняк тоже.

Но Пенкин уже бежал к двери. Перед ней он остановился и, словно что-то вспомнив, обернулся. Направив на Костю, как пистолет, палец, он проговорил, срываясь на крик:

– Нет, бля, тебя не из кресла надо вышвыривать, а с этого света. Тебе здесь не место.

За ним протопал в дверь адвокат.

Зимин бросил взгляд на Костю, оскалил зубы, швырнул вниз руку, словно ударил козырной картой по столу, и выбежал.

Костя потянулся к лежавшей у телефона пачке сигарет, но вместо нее взял трубку. Набрав внутренний номер, он, как тогда, после налета на станкозавод, сказал:

– Быстро ко мне.

Дождавшись истечения месячного срока и поняв, что свое последнее слово владельцы земель и строений твердо высказали, Костя своим распоряжением узаконил возврат земель крестьянам, а земли умерших и исчезнувших бывших колхозников передал в распоряжение муниципалитета. Усадьбы, коттеджи, конюшни и бензоколонки подлежали сносу.

Что тут началось! Новых владельцев поддержал Золотов. Суд Лесков за один день был завален исками.

От поспешных действий его вновь предупредил губернатор области, до этого поддерживавший во всем.

Но Костя пошел ва-банк, несмотря на разгар выборной кампании, в которой выступал самостоятельно.

Подождав еще два дня, он принял личное участие в штурме и сносе бульдозерами особняка Пенкина. При этом он был в очередной раз ранен, правда, легко. Уже на следующий день владельцы коттеджей выстроили к нему очередь с предложениями о продаже и в спешном порядке начали вывозить имущество.

***

Желающие переехать на постоянное местожительство в деревню, помимо уволенных в запас военных, нашлись среди безработных жителей Лесков. Но и тех и других было мало и проблему возрождения сельского хозяйства они не решали. Тогда Костя послал гонцов в бывшие союзные республики с целью вербовки русских семей на переезд в Лески. Первыми через месяц приехали беженцы из Казахстана, дети целинников. Семьдесят восемь семей! Слезы радости на глазах были не только у приезжих, но и у Кости при виде начала возрождения русской деревни.

Потом стали прибывать беженцы из других союзных республик. Но пустых домов оставалось еще много, и Костя продолжал вербовать людей.

Всем приезжим он предоставлял вместе с землей стройматериал для ремонта брошенных домов и возведения новых.

Так как денег на покупку стройматериала у него в первое время не было, он использовал на его изготовление конфискованный ворованный лес. Если раньше его в Лесках приворовывали кустарно, как в пьесах Островского, то к концу 90-х годов незаконные вырубки ценной древесины велись уже в промышленных масштабах, как правило, с ведома подкупленных работников лесничества. Не поставив их в известность, Костя силами охранников бюро «Щит и меч» и милиции устроил облаву по всему периметру района, представлявшего сплошной лесной массив. Они обнаружили прямо в лесу две лесопилки, десяток пилорам и даже гостиницу с баром и притоном для проституток. Было конфисковано со складов и на пойманных машинах готовых бревен, брусьев и досок для строительства несколько десятков домов. Конфискованные лесопилки, пилорамы, машины и бензопилы обеспечили работой не одну сотню людей, а главное, необходимым стройматериалом переселенцев.

Коттеджи Костя отдал учителям и врачам, среди которых был даже объявлен конкурс.

Продажа фанфуриков была запрещена по всему району. Как выяснилось, их завоз организовывали перекупщики земли. Запасов этого зелья в магазинах хватило бы на год, и по приказу Кости все они были уничтожены.

Жизнь налаживается

22-го сентября исполнилось четыре года со дня лесковской трагедии, прозванной народом справедливым возмездием. Помните жаркую дискуссию в СМИ, кто тот старик, которого прокуратура Лесков обвиняла в убийстве бывшего руководства города, преступник он или герой? Красноречивым ответом на этот вопрос жителей Лесков был сбор денег на памятник Ивану Спиридоновичу. Вероятно, суд учел это, если прокуратура города так и не смогла добиться объявления старика государственным преступником.

Все это время меня интересовало, поставят ли Ивану Спиридоновичу памятник. На его открытие я обязательно собиралась съездить. Но его не ставили, бандитские налеты и рэкет в Лесках прекратились, и у меня не было повода ехать туда в командировку.

Зато налеты и рэкет во всю продолжались в других городах, куда я и ездила.

Одна из таких командировок была в город Медвежск, оказавшийся в ста километрах от Лесков, куда меня позвало анонимное письмо о захвате там бизнеса путем подделки документов и шантажа с видимостью закона. Об этом новом бандитском переделе собственности я написала в статье «Осторожно: рейдеры».

Помимо рейдеров, в Медвежске по-прежнему в открытую хозяйничали рэкетиры. При обсуждении с предпринимателями и руководством города путей борьбы с этими бедствиями я не раз слышала фразу: «В Лески ни один рейдер и рэкетир не сунется. Там Верхов им быстро головы поотрывает. Нам бы его сюда хотя бы на неделю».

Мне было приятно слышать такой лестный отзыв о хорошо знакомом, почти родном мне человеке. Помните, я писала, как Костя Верхов помог лесковцам избавиться от банды Стрыкина? Я внимательно следила за его дальнейшей судьбой. Память к нему так и не вернулась, и он остался в Лесках. Тогда на похоронах Коли я улучила момент на поминках и спросила его, помнит ли он меня. Он окинул меня пристальным взглядом и вместо ответа, который я поняла без слов, поинтересовался, когда и где я его знала. Осторожно выяснив, что о Надиной трагедии он слышал, но почти ничего не знает, я попыталась, как можно мягче и с любовью рассказать ему, что знала. Но сделать мне это тогда не удалось, его куда-то увели и больше в тот раз мы не встретились.

Через полгода, узнав об очередном покушении на него, я отвезла ему в больницу повесть о его и Надиной трагичной любви, написанную моим дядей с моих слов. Повесть его взволновала, и он выразил желание посетить Надину могилу. В этом же году он приехал в Летный, где, кроме кладбища, я показала ему связанные с ним места. Разумеется, я сводила его к Ларисе и Жарову, которые живут в его квартире. В ней до сих пор одна из комнат считается его, и даже сохранились его вещи. Было больно смотреть, как он переживал оттого, что ничего и никого не вспомнил.

С тех пор мы не виделись, но интересующие меня сведения о жизни в Лесках я регулярно получала от Игоря Юрьева, теперь уже корреспондента местного телевидения.