Симон Либертин - Prototype466. Роман о современном искусстве, антироман

– … и что, ты ничего не добавишь?

– Я не ждал пока ты закончишь говорить, я слушал тебя, а не обдумывал свой ответ. И теперь я не знаю, что сказать.

– Вот! Об этом я и говорю.

Я и теперь был ослеплен ее чистейшей красотой. Развернувшись и на миг взяв ладонью сатиновую штору – я вспомнил как ее изящные пальцы пахнут снятым лаком, – будто бы на миг отсрочки в стремительном домино любви – она завершила корриду глупых слов, бросив мне «Уходи».

Странно было видеть, как она использует старые клише из романтических киноновелл, чтобы воткнуть в мое сердце стальной кортик. Я выбежал наружу и, словно персонаж Бодлера, погрузился в толпу будто в резервуар электрической энергии.

Наши отношения – это хоррор на двух артистов. Знал ведь, что любовь – игра на поражение. Перед непогрешимостью Венеры я решил сдаваться на максимально почетных условиях. За сияющим окном уютного кафе «Устрица» я видел берег холодного озера. У самого берега плавали лебеди, непрерывно высматривая что-то в воде. Не успел я моргнуть, как туда же слетелись чайки. «Откуда вообще в этом городе чайки?» – я специально вышел в холод наружу, подошел поближе и разглядел в воде маленькую потрепанную тушку голубя.

Я так сильно ему сочувствую, хоть в моем сердце теперь и правит ледниковый период. Похоже, пока другие строили свою жизнь, выбирая из оригинального ассортимента обстановок в процессе своеобразного экзистенциального шопинга, я лишь глядел в психоделический калейдоскоп, мечтая вытянуть из него рубин. Мне остается только ночь. Впереди лишь уходящая во тьму мгла. «Я иду в тебя, ночь!», кричу я и с размаху падаю прямо в ледяную воду.

На следующий день я позвонил Николь. Несколько минут она зачем-то в целом нелепо пересказывала мне беседу с сестрой, а я только и слушал, что звук работающего телевизора, доносящийся из трубки фоном:

– Dow Johns понизился на 15 пунктов, золото стало стоить $1200 за унцию, баррель сырой нефти $66, однако, шаверма на пересечении King George и Бен-Йехуда в Тель-Авиве всегда твердо держится на уровне 3 шекеля и 75 центов.

Потом я дремал, и в блаженстве смотрел, как мы неслись по волнам, светило ослепительное солнце, она играла волосами на ветру. Потом она соблазнительно разваливалась на живот, оттопырив аппетитный задик. Вскоре, я почувствовал как эта девочка – будто влажное неземное существо массирует мои ягодицы своими маленькими грудями, твердыми и мягкими одновременно. Затем существо массировало спину, и после, по моей команде вернулась обратно к ягодицам. Приземлился я уже далеко, в целых девяти временных зонах от сна.

Очнувшись, я никак не мог поверить в ужасность снова начинающегося дня, и что теперь нам не лететь, рассекая волну, на яхте. Минуту пытаюсь понять, где сон, а где реальность. Вот Николь – той повезло – она всегда вооружена, ведь психоанализ – спортивное ориентирование в реальном.

Всегда возводи то, чем ты занимаешься, в культ. Превозноси никчемных, среди которых ты окажешься лучшим и самым интересным.

Мартин, христианский проповедник и мой галерист.

Искусство – это намордник. Я сам придумал это изречение, но великий Куратор Бен и Великий человек-собака Олег Кулик подтвердили мои слова.

Художник Джейсон Александр.

## I.

Самое время все резюмировать. Николь уговорила меня ввязаться в авантюру, связанную с картотекой ее отца. Первое – мне надо было вернуть саму картотеку. И второе – для этого мне предстояло подружиться с Беном, более известным как Куратор.

Ради содержимого картотеки мы могли, разве что, внедрить меня в «Войну» под видом перспективного художника, подобно полицейским в фильме «Мачо и ботан», внедрившимся в банду школьников-драгдиллеров.

Николь предложила пойти проторенной дорожкой, то есть повторить то, с чего начинали все современные классики – от Джеффа Кунса до Нама Джуна Пайка – заручишись ее связями, прилюдно вытряхнуть мусор из кладовки где-нибудь в залах Музея Современного искусства. Но я отнекивался:

– Для этого не дурно бы иметь за плечами хотя бы диплом Колледжа Искусства и Дизайна Сейнт Мартинс! Не говоря уже о кладовке. И вообще, большинство известных мне настоящих художников поголовно ненавидят как выставки и музеи, так и свою публику, ведь все это нейтрализует мощь их искусства.

Николь уговаривала меня:

– Слушай, есть много историй, согласно которым даже уборщики из придорожных забегаловок становились звездами Армори Шоу, а то и Кунцхале.

Она твердо знала, что способна меня уговорить, ни минуты не сомневалась.

– Если не хочешь мусорить, то можно сделать как Кателлан – изобразить, что объедки и мусор из кладовки здесь только были, но их – понимаешь – украли! Оставить тут и там грязные следы военных ботинок, какие носит Гарри Галонян, и спустить из окна веревку из простыней.

Прошла минута, за ней проковыляла другая.

– То есть ты совершенно не видишь проблемы в том, что современные художники генерируют объекты искусства как бобры плотину?, – вопрошал я. – С другой стороны, современное искусство посвящено современности, а сегодня она может быть только здесь – на Манхеттене.

– Мне казалось, в этом возрасте тебя уже окончательно перестало интересовать какое-либо внимание к подлинности.

Так эта идея к вечеру прописалась в наших сердцах и, казалась, уже сформировала всю нашу последующую жизнь. Однако я вовремя догадался, что вскоре словосочетание «наша жизнь» канет от нас вникуда как устаревшее понятие.

После первой моей полноценной работы, Николь, что называется, вымашнила для меня интервью в журнале Гараж: «Художник Джейсон Александр рассказал читателям журнала Garage о своих любимых местах силы мирового современного искусства» Я перечислял в ней якобы святые для меня места в NY и в мире. Не прошло и месяца, а я уже сочинил себе творческую биографию и этим запустил неумолимую машину искусствоведческих спекуляций с легкой руки World Art Review и «Гаража».

Через пару месяцев я узнаю, что Медиа, освящающие творчество художника-новобранца, подбираются в зависимости от суммы. Суммы, полученной в задаток или в кредит, и выданный на изготовление данного художественного произведения. Да-да, не удивляйтесь: художественная практика встроена в систему кредитования.

Благодаря Мартину и «Ассоциации Голоса Методистов» моя первая выставка теперь считалась локальным фурором. Ходили слухи, что та работает последнии дни, балансируя на грани закрытия городскими властями. Закрытие же сыграло бы нам только на руку. Ведь, единственную выставку, например, Модильяни полиция запретила за «развратные картинки». «Крылатый спутник жалок на земле», – часто говорил он о себе, цитируя Бодлера. Затем, Модильяни сближается с поэтом Жаном Кокто, часами говорит об искусстве с писателями и художниками в знаменитом кафе «Ротонда». И «списывает» у мэтров: подражает то Пикассо, то Сезанну, то Тулуз-Лотреку.