Тимофей Юргелов - Желтый, Серый, Анджела Дэвис, Вулкан и другие. повесть

Повод был накинут на бетонное основание столба с таким расчетом, чтобы ослица (это была ослица) могла доставать из оставленных ведер арбузные корки и другие отходы. Она передернула кожей на вздутых боках, вздыбила крючком хвост и шумно испражнилась, однако это не вызвало восторга среди пацанов, все что-то сосредоточенно искали у себя под ногами.

– Что потеряли? – спросил Костя, пожимая каждому руку, кроме незнакомца, который в своих поисках удалился от помойки.

– Стеколушка осколок какой-нибудь… Давай и ты ищи, – сказал озабоченно Желтый и указал на пузырящуюся за ухом у ослицы рану.

С одного края рана затянулась лиловой коркой, с другого сочилась алой кровью. Она была облеплена зелеными мухами: взмах большой головы – и блестящий рой с злым шуршанием разлетался в разные стороны, а через минуту, поносившись вокруг, садился снова. Костя спросил, зачем им стекло. Серый поддел пальцем сыромятный шнурок, на котором болталось шило. Это ― чтобы в голову колоть, чтоб быстрей шла, объяснил он.

– Зачем стекло – нож есть! – встрепенулся Костя.

Он не без важности достал найденный нож и перерезал шнурок.

– Кнут вытаскивай, – сказал Серый. Кто-то полез под седло за торчащим оттуда кнутом, как вдруг Желтый выдохнул:

– Фасар-ноги! – Костя оглянулся и похолодел: прямо к ним, проворно перебирая кривыми ножками в кичигах, семенил, опираясь на трость, аксакал в малахае. Увидев, что мальчики бросились бежать, он с резвостью обезьяны схватил с земли камень и, ощерив беззубый рот, запустил вдогонку. Снаряд пролетел над самыми головами, с треском врезался в стену сарая. Старик остановился и разразился злобным карканьем и шипеньем.

Мальчики забежали за сараи, выглянули из-за угла. Аксакал осматривал ослицу, приседал, качал головой. Тут все увидели, что кнут находится в руках Тарасика – как называли пацаны незнакомца, – очевидно, в последний момент он вернулся к ослице и выдернул его из-под седла. Это был простой резиновый жгут, прикрученный к палке. Неожиданно Тарасик выскочил из укрытия и повертел им над головой.

– Япырай, ата! – он скроил горестную мину, развел руками: – Камча ─ джок, шило ─ джок… Эй, ата, кутак бар? – и помахал рукой перед животом.

Второй камень ударился в землю рядом с ним. Тарасик подпрыгнул, высоко поднимая колени. Он еще что-то кричал про «шайтана», крутил пальцем у виска, но старик не обращал на него внимания. Он влез на ослика, дернул поводья, развернул его, со злобой ударил тростью и, покачиваясь и стуча пятками, исчез за углом.

Мальчики хвалили Тарасика, когда того позвал отец. Оказывается, он наблюдал за происходящим из окна. Тарасик побледнел и поспешно откликнулся на зов ─ сначала спрятал кнут за спину, затем бросил в кусты. Через мгновение, видимо, устыдился своей поспешности, ― приспустив штаны, выставил с кривой улыбочкой зад и сказал, что сейчас его, наверно, выдерут.

Костя терялся в догадках: Тарасик – это кличка? ─ или его настоящее имя? Большой как у попугая нос; хитрые, скромно опущенные глазки, как нельзя лучше, соответствовали тому, что узнал о нем Костя. В играх Тарасик выбирал роль предателей и шпионов; любил устраивать «подляны», но так как во дворе появлялся редко, то пацаны от его козней страдали мало. Чувствовалось, что он ведет какую-то другую, отличную от их, с иными интересами, жизнь. Сквозь показную дурашливость в нем видна была уже взрослая самостоятельность и независимость. Поговаривали, что он играет в карты на деньги.

Два года назад у него умерла мать, теперь он жил с мачехой-казашкой и отцом, который нещадно порол его в сарае. Мальчики, затаив дыхание, слушали доносившиеся оттуда вопли. Через полчаса выходил Тарасик, весь в слезах, но с неизменной улыбкой. Он тут же начинал острить, показывая исполосованный зад. В приоткрытую дверь сарая можно было разглядеть, как трезвый, мастеровитый отец, склонившись под лампой, закручивает какую-то деталь в тиски.

Увидев Костю, Тарасик сам направился к нему, ― значит, все-таки познакомились.

– Хочешь поржать? – спросил он, протягивая руку. – Только надо далеко идти – на речку.

Костя с готовностью согласился, во дворе делать было нечего.

Они свернули на одну из боковых улиц, спускавшихся к центру города. По дороге Тарасик рассказал, в чем заключается «хохма», но прежде взял с Кости клятву, что он никому не проболтается. Костя щелкнул, зацепив ногтем зуб, и чиркнул по горлу.

Начал Тарасик с того, что ничего не стал бы рассказывать, но Дрюню, пацана с которым они все придумали, заперли дома и никуда не пускают, а одному идти скучно, да и какая радость от «хохмы», если ее никто, кроме тебя, не видел. Короче, они запустили «ихтиандера»… «Знаешь, что это такое?.. Не знаешь?» Костя покачал отрицательно головой: он подозревал, что речь не о герое известного фильма, хотя затея как-то с ним связана. «Берешь обычную резиновую перчатку, два средних пальца просовываешь внутрь и перетягиваешь проволокой, потом надуваешь, привязываешь ее к леске, а другой конец пропускаешь через какой-нибудь груз». Им вместо груза послужил чугунный утюг. Когда стемнело, завезли его на плоту на середину затона и там потопили. Свободный конец заранее привязали с запасом к лозине на другом берегу. Если его отпустить, то над водой появится голова с рогами, это и есть «ихтиандр», натянуть – она пропадает.

Затон был уже знаком Косте: там собирались пацаны со всего города. Берег и дно его были завалены всяким хламом, поэтому взрослые туда не ходили. Течение здесь было спокойное, на середине глубина «с ручками», оба берега заросли ивняком и были загромождены валунами и обломками железобетонных свай. Лучше места просто не найти: и мост рядом – есть, где перейти, объяснял Тарасик, и спрятаться есть где.

На мосту они остановились поглазеть, как плещутся в сверкающем рябью затоне похожие на негативы, загорелые мальчики. Вспышки ря́бин то и дело затмевали их белобрысые головы. Пловцы поднимали фонтаны брызг: сначала взмывал искрящийся веер, потом с запозданием в полсекунды доносился плеск и победный захлебнувшийся вопль. Тарасик указал на противоположный берег – там!

Из кустов казалось, что их руки и ноги мелькают совсем близко. Воздух звенел от смеха и болтовни. Каждый всплеск, плевок, крик раздавался над самым ухом. Тарасик сделал знак молчать и отвязал леску. Дальнейшее напоминало быстро прокрученную кинопленку. Костя увидел, как над водой выступили рожки, поймал внимательный взгляд одного из мальчиков – тот, казалось, уставился прямо на него. В следующее мгновение там, где только что торчала из воды его мокрая, словно облитая лаком голова, вскипел бурун, как от гребного винта. Было видно только мелькание пяток и локтей. Кто-то отчаянно заблеял: «А-а-а!» Выскакивая на берег, мальчики испуганно оглядывались, одежду ─ в охапку и пулей на косогор. Несколько секунд еще смотрели на воду с обрыва – Тарасик уже притопил ихтиандра. Вдруг один из них страшно гаркнул – мальчики сорвались, как вспугнутое стадо, и исчезли в лесу.