Сергей Рядченко - Укротитель баранов

– И знаешь, – сказал я Баранову, который на все лады, и с пенсне на носу и без, разглядывал надгробную надпись. – Мне просто ключ вручили. Вот такенный! – я по-рыбацки размер показал. – И говорят: иди, смотри. А там никого. Пусто. Представь. Один во храме. Аж космос звенит. А звук шагов взмывает враз под купол.

– А куда ж все подевались?

– А там нет никого. Храм давно не фурычит. Разъехались монашки.

– Почему монашки?

– А женским был монастырь…

– Ну дает! – Баранов подмигнул нам. – Барон и тут не подкачал!

– Ага. Урсулинки, наверное, какие-нибудь.

– Почему? Урсулинки?!

– Не знаю. Показалось… Или ты, пардон, не знаешь такой конгрегации?! Это Орден, Ярик, Святой Урсулы.

– А-а-а, – сказал Баранов.

– А ты думал?

– Отстань.

– А знаешь, – сказал я, – что удивительно? Вот церковь стоит пустая, да? Все покинули её. Сто лет назад. Двести. А разрухи нет. И пол надраен, что аж до блеска. Смотри, – я постучал пальцем по фотографии. – Никакого упадка. Всё свежо, всё с иголочки. Ну как так, Ярик, у них выходит, чтоб было вот так, как видишь, а не как у нас!

Баранов пожал плечами. И кивнул головой.

– И эти люди, Ярик, тихие, невзрачные без второго слова дают тебе ключ от храма. Потому как храм на замке. Нате, говорят, смотрите на здоровье! И ни кто ты, ни что ты, а им вполне на всё про всё, что ты, пилигрим, проявляешь интерес к их соотечественнику, а самим уж по такой малости поднимать жопу из кресла за конторкой, разумеется, нужды ну никакой. И вот, Ярик, уж лет полтораста, как тут не служат, а ключ в замке тебе провернуть, представь, как по маслу, задушевно так, и алтарь там, Ярик, у них на месте, никто не упёр, и склеп в полу у его подножия тоже, как видишь, целёхонек, – я снова постучал пальцем по фотографии. – Не осквернен, Ярик, не потревожен.

– Да, – сказал Баранов. – Да. Да.

– А вот представь себе, Ярик, дальше, не отлынивай, такое, что совсем глаза на лоб…

– Что? Что?

– А церковная книга там у них вся как была, так и есть на том же месте. В телячьем переплете. Метр на метр.

Баранов присвистнул.

– Хочешь, брат, восемнадцатый век листай, хочешь семнадцатый… И вот какую запись там в готических завитушках читал я в ней собственными глазами. И даже вызубрил слово в слово.

Баранов не успел помешать мне, и я выдал ему негромко, но смачно, с выражением и всеми умляутами, а потом под аплодисменты уже повторил и по-русски.

– Господин Иероним Карл Фридрих фон Мюнхгаузен, отставной ротмистр российского императорского кирасирского полка, умер 22 февраля 1797 года около 10 часов утра вследствие апоплексического удара в возрасте 76 лет и 9 месяцев…

– Вот оно как! – сказал Баранов и перекрестился.

А я сказал:

– «Ах, что это у вас, фрайхерр наш, – воскликнула сердобольная егерская вдова, надевая озябшему в утро кончины барону шерстяные носки, – что это у вас, дорогой фрайхерр, пальцев на ноге не хватает?!» «Пустяки, фрау Нольте! – заверил её барон. – Их откусил мне на охоте русский медведь». С этой шуткой, встретив рассвет, он и преставился.

– Я слышал белый, – сказал Баранов. – Белый медведь.

– Так не противоречит, – сказал я. – Белый русский. Мы же все тут белые или красные. А ты что, бурый?

Баранов так усмехнулся, что я решил, что он всё же перебрал малость и сейчас всплакнёт.

– Это тоже из церковной книги?

– Нет, это от себя. Источник не разглашается. А из книги, правда другой, могу еще вот чем тебя потешить. Вот спорю, будет приятно тебе узнать, что папеньку Иеронима Карла Фридриха звали Георгом Отто. А! И был он… – и тут я чуть не ляпнул горькой правды о том, что… дело в том, что Мюнхгаузены в пятнадцатом веке разветвились надвое, на белых и на черных… ну, как мы в семнадцатом на белых и красных… и у черных Мюнхгаузенов баронства не оказалось… как-то оно у них взяло вдруг да отнялось… и стали они, друзья наши, почему-то чёрными и без титула… но в такой вечер упоминать нам об этой неприятности показалось мне неуместным, и я поймал себя влёт; я не поскользнулся. – И был он подполковником, – сказал я. – И рано помер. Ну, как рано! В сорок два. Сам знаешь. Мрём, как мухи.

Баранов кивнул.

– А детей было, Ярик, восемь! – тут уж я воскликнул. Ну очень мне это нравилось. Восемь штук. – А Геронимус наш пятым. И вот видел я собственными глазами в книге буквы в завитках. И указано там в тех буквах, что родился наш с тобой именинник точно одиннадцатого мая одна тыща семьсот двадцатого года.

– Ну слава Богу! А что за книга?

– А у них в ратуше. А ратуша у них в том же доме, что и музей барона. То бишь, в его доме, где он на свет и появился.

– А неужели, Вань, дом тот же самый? А не реставрация?

– А вот представь! Их не бомбили. ФАУ-2 в Боденвердере не делали. Так что тот же самый фахверк [23] (нем.) Fachwerk – тип строительной конструкции, при котором несущей основой служит пространственная секция из наклонных под различным углом деревянных балок, которые видны с наружной стороны дома и придают ему характерный вид. – до каждого камня, до каждой балки и черепиченки. Трогаешь, Ярик, и не верится. Фантастика! А я вот, Ярик, на кураже раззудил там в себе своего невозмутимца и пожаловал собственной персоной к самому бургомистру. Ха! А он мне, Ярик, и рад был!

– Я в тебе, Иван, никогда не сомневался.

– Ты нет. А я да. Но тут стих нашёл.

– Так ты что, брат, на дойче шпрехать наблатыкался?

– Не-е, – сказал я. – Увы. Говорю ж, это Дороти. Ей, так думаю, вообще никто отказать ни в чем даже и не пробует.

– А-а-а, – сказал Баранов. – Батистовая блузка?

Я кивнул. Но не отвлёкся.

– И вот Георг тот Отто, подполковник, ему, стало быть, капут в двадцать четвертом, а Герониму нашему, сам посчитай, едва четыре…

– Йе два, йе четыре, – мрачно сострил Баранов.

– … а у вдовы его Сибиллы Вильгельмины Мюнхгаузен, урожденной фон Реден из Хастенбека… – и опять я едва не ляпнул, что вот она таки да фон , а они бедолаги с черной ветки без титулов, но снова удержался, – … у неё на руках восемь чад…

– Да, – сказал Баранов. – Как у нашей Серафимушки. Только восемь, да?

Я кивнул.

– И не пришлось твоей бабуле, думаю, Ярик, тяжбы грызть за тяжбами.

Кивнул, только брови вскинул, и Баранов.

– Город, Ярик, понимаешь, отгрызть у них норовил какие-то их имения. Суды за судами.

– Гадкое занятие.

– Угу. Однако ж Вильгельмина из Хастенбека оказалась, брат, молодцом. Отбоярилась как-то. Не запропала.

– Так чья ж матушка! – загремел Баранов. – Знай наших!

– Ага. Дочек Сибиллушка, как положено – замуж, пожал’те бриться! А пацанов каждого в свой срок расфасовала в пажи по князьям, что по соседству. Благо тех там, Ярик, было – жопой ешь!

– Ну и правильно.

– И отправился в свой час пятнадцати годков от роду Иероним Карл Фридрих Мюнхгаузен…